ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС

На протяжении всех пяти лет учёбы в университете постоянно идёт война. Война не на жизнь, а на смерть. То с перерывами в сражениях и затишьями, то с обострёнными и скоротечными действиями, в которых нередко случаются летальные исходы, победы и поражения; из битв выносятся трофеи или головы побеждённых; неземная радость или вселенское горе... Кто же воюет? Извечные противники — преподаватели и студенты. У каждого своя цель, и нередко они не совпадают.

Студенты, коих большинство, хотят одного: сдать всё. Но при этом они не хотят затрачивать усилия и тратить время. Преподаватели хотят как раз, чтобы студенты трудились, тратили время на учёбу и не халтурили. Справедливости ради, скажем, что бой здесь неравный — студентов больше. Они имеют свойство выматывать преподавателю нервы, не отступать и окружать, залечивать и играть на невнимательности и обстоятельствах. Впрочем, у преподавателей оружие мощнее — стоит им не поставить зачёт или что-то не засчитать — по студенту нанесён сокрушительный удар, от которого студент либо быстро оправляется и наносит ответный удар, либо проигрывает битву и отчисляется.

И каждый по-своему прав, и каждый не хочет идти на уступки, поэтому и идёт война между ленью и обязанностью, предвзятостью и реализмом, новациями и консерватизмом, бюрократизмом и демократией, учением и прохладностью, ответственностью и наглостью, и идёт она не переставая, накаляясь во времена сессии и остывая к началу семестра, и заканчивается капитуляцией обеих сторон в момент выдачи диплома.

Опять учёба? Как-то не вовремя, ещё даже отдохнуть никто не успел — все делали летнюю практику, выделив аж целых шесть недель из своих законных каникул. Ну да не будем об этом. На этом семестре мы с вами завершим обзор студенческой жизни, которая, как вы уже могли убедиться, бывает весёлой и скучной, монотонной и разнообразной, полезной и не очень. А раз так, то давайте уже, наконец, подведём итоги, сделаем обзор в целом, заодно дадим несколько полезных советов и распрощаемся с вами как раз перед сессией (вы будете читать книгу, а мы будем сдавать сессию).

Всё познаётся в сравнении

Лекция на первом курсе

Перед парой все встают и приветствуют преподавателя. Многие студенты молчат, подавляющее большинство — записывают лекции. То же большинство слушает то, что рассказывает лектор. Преподаватели диктуют медленно, подсказывая, где какие знаки препинания ставить. На предложение продолжить во время перемены студенты соглашаются. На занятия почти не опаздывают. С лекций никто не уходит.

«Интересно, что же нам расскажут?» — мысли перед парой. Если преподаватель задерживается — ждут до последнего.

Лекция на втором курсе

Перед парой неохотно встают, разговаривающих заметно больше. Записывающих лекции — меньше. На преподавателя смотрят с некоторой неуверенностью: «Неужели нам расскажут что-нибудь интересное?» Студенты опаздывают, максимум, на двадцать минут. Лекции диктуются быстрее, всё ещё указывается, где какие знаки препинания ставить. С лекций, по прежнему, никто не уходит. Преподавателя ждут сколько надо, но ни минутой больше.

Лекция на третьем курсе

Никто не встаёт, все хотят лишь того, чтобы преподаватель не пришёл. На лекцию многие приходят лишь для того, чтобы поговорить. Преподавателя слушают сквозь сон, больше рисуют в тетрадях и на партах. Несмотря на то, что уже все привыкли писать лекции, процесс их записывания давно стал у многих понятием абстрактным — всё равно не успеваем, а если и успеваем, то всё равно не охота (пошли эти знаки препинания...). Предложения продолжить во время перемены не поступают, наоборот, студенты просят закончить пораньше (хотя бы на полчаса). Опоздания затягиваются на час. С лекций уходят при появлении повода. Преподавателей стараются не ждать, но они и не опаздывают.

Главная мысль у студента: «Когда закончится лекция?».

Лекция на четвёртом курсе

Подавляющее большинство студентов приходят на лекцию только для того, чтобы отметиться. Вставать лень. На те лекции, где не отмечают — не ходят (все заняты и работают). Записывают и слушают преподавателя одни ботаники, остальные спят, разговаривают и болтают по мобильным телефонам. Ещё производится повальное списывание какой-нибудь домашней работы. Все хотят, чтобы лекция ограничилась лишь перекличкой, а саму лекцию стремятся перенести на потом. Многие лекции автоматически заканчиваются раньше срока. Опоздать можно хоть на сколько. С лекций уходят по малейшему мелочному поводу. Не дай Бог, преподаватель вдруг появится, когда его не ждут...

В голове стоит немой вопрос: «Что мы здесь делаем?»

Учёба на первом курсе

Всё необычно, интересно и трудно. Поэтому многие студенты усердно учатся. Те же, кто не учится, продолжают забивать на всё до выдачи диплома, покупая экзамены, домашние работы и списывая у более трудолюбивых.

Учёба на втором курсе

Становится немного скучнее, поэтому те, кто учился ранее усердно, теперь учатся менее усердно. Процесс постижения знаний редко вызывает интерес.

Учёба на третьем курсе

Все учат один предмет, который не учить нельзя. Остальное не учат, ибо это самое остальное, кроме головной боли, ничего не вызывает.

Учёба на четвёртом курсе

В силу абсурдности всего того, что нам дают, на четвёртом курсе никто не учится. Даже ботаники «остывают». Так, иногда, кое-как. Теория не лезет напрочь.

Сдача лабораторных, домашних и контрольных.

На первом курсе

Сдают все и всё, стараются вовремя закрыть долги. Работы делают самостоятельно, а те, кто не может сделать в силу неспособности, просят сделать кого-нибудь за них. Преподавателей почти не обманывают. Качество сдаваемых работ: хорошее.

На втором курсе

Приблизительно то же самое, что и на первом, только многие затягивают со сдачей; работы становятся более обязанностью, нежели творчеством; постепенно озабоченность наличием долгов ослабевает. Преподавателей стараются по возможности, не обманывать. Качество сдаваемых работ: «среднее».

На третьем курсе

Сами работы делают человек десять. Остальные списывают, скачивают, сдирают и перевирают, а также, почти ничего не делают. Считается блеском сдать работу соседа, изменив только группу и фамилию на титульном листе. Более усидчивые меняют шрифт, интервал, картинки. Многие сдают в последний момент. Лечка преподов идёт вовсю: стараются сказать всё, что угодно, лишь бы сдать. Качество сдаваемых работ: от «как у того [парня], кто сдал первым» до «полного залепонного», то есть гораздо ниже среднего.

На четвёртом курсе

То же самое, что и на третьем, только лени больше. Уже даже преподавателей лечить лень — все хотят, чтобы те сами себя залечивали и принимали за красивые глаза, автоматически перед сессией. Качество работ: «то же, что и раньше, только хуже».

Диалог двух студентов на четвёртом курсе:

— Слышь, сделай за меня эту работу.

— Гонишь, что ли. Давай я лучше тебе свой отчёт дам, ты по нему и сделаешь своё.

— Но я же нифига не шарю. Как же я сдам?

— Ну... Ты шрифт поменяй. 

Сдача экзаменов

На первом курсе

О, студенты очень бурно сдают экзамены, совещаются с друг другом по поводу кто чего выучил, кто чего знает, и что это вообще такое. К ним усердно готовится большинство студентов, даже учат конспекты. У тех кто сдал, спрашивают, какие вопросы задаёт преподаватель, на те вопросы пытаются ответить. Сами сдавшие «проверяют» истину, если они сдали не на «отлично», бурно смотрят лекции, говорят: «Я так и знал!» и ли просто сетуют на свою память. Могут даже с преподавателем вступать в дискуссии. Шпоры пишут вручную, но преподаватели не разрешают просто так списывать. Радость после сдачи экзамена — неземная. Автоматы являются неким «изысканным блюдом», которое вкусить приятно, но не всегда доступно.

На втором курсе

Готовятся-то студенты, конечно, готовятся, но уже пыл остывает значительно. У выходящих из кабинета спрашивают не столько те вопросы, что задавал препод, сколько шпаргалки или лекции. Радость после сданного экзамена присутствует. Автоматы стараются получать чаще, но всё же без особой наглости.

На третьем курсе

На экзамен идут либо со шпорами, либо с фантазией. Все уже заранее знают, что будет на экзамене, поэтому само это понятие теряет свою загадочность (подготовка заключается в том, что студенты «подучивают» нежели «выучивают»). Экзамен сдают в двух случаях: первый — не было автоматов; второй — лень было выбивать себе автоматы. Учёба практически не обсуждается. Радости от сданных экзаменов — практически никакой.

На четвёртом курсе

«Как, нам не поставили автомат? Не может быть! Вы, случаем, не ошиблись?» На экзамен многие приходят, даже не прикоснувшись к лекциям. Выпуск шпаргалок налажен профессиональным конвейерным способом, с помощью новейших компьютерных технологий. Да и вообще, списывать со шпор солиднее, нежели с конспекта (хотя и списывание с конспектов, как правило, с чужих, процветает). Всё — списали и ушли. Получить так экзамен — в порядке вещей, обыденное плёвое дело.

Догадайтесь сами, что происходит на пятом курсе. 

Этот семестр действительно оказался «ленивым» семестром, потому что в нём было всего восемь предметов (включая две курсовые работы), «дырявое» расписание, лекции и практику из которого можно было смело уместить в три дня. К тому же студенты шибко расслабились после предыдущей сессии, и по инерции продолжали вяло реагировать на все университетские события.

— Да вообще мы не учимся в этом семестре... Как, впрочем, и в прошлом и позапрошлом... — говорил об учебном процессе один из студентов нашего потока.

Помнится, рассказывали нам о том, что на старших курсах учиться легче. И надо же, не обманули. Только почему-то теряется смысл такой учёбы... Неужели и в других университетах так же?

— Вы бы посмотрели на задания контрольных того универа, — рассказывал как-то Караваев, — У них там контрольные такие же, как у нас курсовые.

Ну что же, нам остаётся только верить ему на слово.

Учёба у нас и не у нас

Если как учат у нас, вы хоть немного узнали, то как же обучаются студенты в других ВУЗах? Здесь, конечно, следовало бы написать отдельное собрание сочинений, но мы сделаем лишь краткий обзор.

Сложнее всего учиться — в медицинском. Только у них существуют четырёхчасовые пары без перерыва. Каждая лекция в этом институте — это целая книга, поэтому даже сами преподаватели говорят, что всё выучить невозможно. Не будем говорить про различные практические занятия в моргах и прочие неприятности.

В остальных университетах длина занятия колеблется от часа пятнадцати минут и до двух часов (в большинстве случаев).

Пока ещё большинство высших учебных заведений используют родимую «пятибалльную» систему, но мы особо отметим те университеты, в которых ввели так называемую «стобалльную» систему. Эта система построена на прозападный лад, и скорее бюрократична, нежели практична, потому что набрать, скажем, для отличной оценки, надо 91 балл, а это значит, что необходимо всегда отвечать, всё сдавать на отлично — работать весь семестр. И только тогда тебе поставят в зачётку «отлично». Просто прийти на экзамен и получить «пять» здесь нельзя. Недобор баллов сказывается более чем отрицательно. С одной стороны — это хорошо, студентам необходимо работать весь семестр, с другой — абсолютно негуманно, надуманно и предвзято.

Есть университеты (они находятся в столице), где всё сделано для того, чтобы студенты учились. Есть все условия. В иных и того нет, а студенты те же. Специальность та же — учат меньше. Цены дорогие, качество на выходе — не очень. У нас, например, очень любят брать работать преподавателями людей «со стороны», которые даже докторскую не защищали, никаких диссертаций научных не создавали и пришли просто поучить. В других ВУЗах такое не практикуется, и весь персонал специально подготовлен. Это, а также и многие другие обстоятельства влияют на учебный план занятий. По этой причине студенты одной специальности, но разных университетов могут учиться по-разному: кто больше, а кто и намного меньше.

Напоследок, расскажем о самом главном, о преподавателях. Есть такие (вроде нашего Мокрого) которые забывают, что студенты — тоже люди, студенты тоже могут ошибаться и попадать в скверно сложившиеся обстоятельства. Именно такие изверги и «грузят», «валят», «кидают» студентов на произвол судьбы. И здесь далеко не наш универ несёт на себе пальму первенства по количеству таких... людей. Они есть везде, и трудно даже представить количество матерных слов, выливаемых в разговорах или в мыслях на таких преподавателей. Случается даже такое, что целые потоки остаются с «висящим» зачётом или экзаменом. Это, конечно, плохо. Таких преподавателей следует увольнять, но беда заключается в том, что часто заменить их некому. И приходится студентам... (потому что иногда такие даже взяток не берут! И это — единственный случай, когда об этом можно действительно сожалеть) Иногда бывает наоборот — преподаватели на экзаменах разрешают списывать, сразу «раздают» тройки, на оценку баллом выше не требуют многого... Так что экзамены подобным образом проводят не только у нас, но и в других университетах (даже хуже бывает), там есть и безалаберные студенты, и преподаватели-взяточники. Статистика по некоторым специальностям (читай, «по преподавателям») удручает: списавшие двоечники получают «отлично», а те, кто не списывал — получают оценки на балл или два ниже (как правило, это ответственные студенты). Даже покупки иной раз не спасают — если «подарок» от всех студентов преподнёс один человек, то именно он и получит нужную оценку, остальные не в счёт.

Так что в нашем универе, по сравнению с другими, не так уж и плохо. Это радует с одной стороны, и удручает с другой — обидно за всё наше высшее образование.

Ну что же... Снова начались лекции, и надо же, так как предмет «Сети и телекоммуникации» опять выпадал на среду, то именно в этот день можно было наблюдать целое скопление студентов, когда кроме лабораторных работ по сетям были ещё приёмные дни Мокрого, который принимал у нас летнюю практику.

Новых преподавателей оказалось всего только двое, всех остальных мы уже знали. В целом, это был обычный семестр, правда, лабораторных работ было меньше, мы более занимались бумажной работой, нежели конкретным делом. Создавали рефераты, отчёты и списывали домашние работы. Но про отчёты поговорим подробнее.

Отчёты и казусы

Просматривая иные отчёты студентов разных курсов, невольно удивляешься: сразу видно, как развивалась техника, как совершенствовалось мастерство студентов или наоборот, как падало усердие. От серых, напечатанных на матричных принтерах отчётов, и до белоснежных кип лазерной печати простирается бумажная волокита, судьба которой — пойти на черновики для преподавателей, пылиться в столах кафедр или быть сожжённой в мусорных ящиках.

Что касается нашего потока, то здесь можно сказать следующее: мы тоже вначале не умели правильно делать отчёты. Сперва никто не экономил на бумаге и чернилах, и мы распечатывали отчёты четырнадцатым крупным шрифтом; конечно, иногда некоторые «особо одарённые» сдавали отчёты, напечатанные синим и даже красным цветами, но это было не столько из-за стремления выделиться, сколько из-за того, что у них чёрный картридж на принтере закончился. Кроме цветовых гамм, различался и стиль, и шрифт, и даже ориентация текста (самый необычный студент из нашего потока, имя коему Лобачевский, сдал на первом курсе отчёт по Алгоритмическим языкам программирования, исполненный местами в альбомном варианте, то есть его надо было переворачивать, дабы посмотреть, что там написано). Со временем, студенты перестали сдавать титульные листы в рамках, как это делали до нас другие студенты, но иногда всё же попадали в различные казусы, связанные с тем, что не стоит просто и глупо сдирать чужой отчёт. Поведаем вам о некоторых из них.

На четвёртом курсе, когда пора было бы уже вырасти и стать внимательнее, Никаноров и Ватрушкин (независимо друг от друга) сдали отчёт, где на титульном листе было написано: «Выполнила», а некто Мозговой, в этом же месте намалевал «Выполнили». Тогда же Макова сдавала моделирование, с названием чужой работы на титульном листе. Ей, правда, Савельев сказал, что, принимая за основу чужой отчёт, надо тему писать свою, и выговора не сделал.

На втором и первом курсе доставалось не только самим студентам, но и учителям. В отчётах славные студенты писали фамилии «Лаппова», вместо Лапова, «Циганова» вместо Цыганова; такая ошибка даже бытовала на четвёртом, потому что «Ченышов»’а путали с «Ченышев»’ым и наоборот.

В эпоху царствования скаченных отчётов из Интернета, часто путали группы старшекурсников со своими, поэтому приходилось сдавать Мокрому отчёты немного замазанные.

К казусам, не связанным с отчётами, можно отнести и тот единственный случай, когда Осина не приняла работу, из-за того, что в программе был не соответствующий теме заголовок. Это был единственный случай, когда она чего-то не приняла.

Сначала разберёмся с Мокрых — он нам продолжал портить нервы и в этом семестре. Начал он с летней практики, а закончил внеочередным экзаменом. Летнюю практику он принимал очень и очень тяжело, допытываясь до различных нововведений, которые студенты должны были якобы внести, работая летом на производстве. Быть может, он думал, что все мы вундеркинды и гении, но в одиночку обычно никто никаких новых проектов не делает и не придумывает. Мокрый требовал различные диаграммы, выполненные в соответствующих программах, отчёт потолще, поподробнее, и чтобы он нравился нашему заведующему кафедрой.

По материалам (или по горячим следам) летней практики мы должны были сделать курсовую работу (информационную систему, базу данных), поэтому в течение семестра менее успевающие студенты постоянно спрашивали у более успевающих о том, кто же делает подобные работы за деньги. Причём подобный вопрос стал актуален как никогда в декабре, когда по идее уже надо было этот самый курсовик сдать.

На лекциях же Мокрых давал нам материал неизвестно откуда, наверное, он сам его написал. Первым вопросом к студентам у него был следующий: прочитали ли мы за лето все его восемь методичек. Врать никто не захотел, поэтому никто не поднял руку вверх. Мокрый ничуть не удивился, он сказал только про то, что мы должны будем прочесть четыре из них, потому что по каждой будет контрольная работа. И тут же мы должны были договориться, что лучше — сделать одну большую контрольную, но по всем методичкам, или четыре не очень больших, но по каждой. Остановились через неделю на втором варианте.

Сначала студенты просто отвыкли от того, что Мокрых читает абсолютно неинтересный материал, и даже записывать не заставляет. Поэтому на его лекции сидеть одно время было невозможно: неудобство, апатия, пофигизм, сон. А Мозговой и Иванов на первой парте играли в крестики-нолики. Потом студенты свыклись и стали постепенно приходить в себя, но на это у Сергея Сергеевича был свой «ход конём».

— На следующей лекции мы будем писать. Быстро. А будете шуметь, будем ещё быстрее писать.

И сон ушёл. Мы стали записывать. Когда же пришло время первой контрольной, то стало совсем не до сна. Надо сказать, что автором С.С. был никаким — его методические указания, чего греха таить, давались с трудом. Он писал их очень тяжёлым языком, большая часть содержащейся в них информации была бесполезна для практического применения (как утверждали некоторые передовые студенты, Мокрый слизал большинство примеров с каких-то книг), остальное было само собой разумеющимся. Поэтому без шпаргалок мало кто обходился. К третьей контрольной их стали делать конвейерным способом — на одном листе формата А4 умещалось пять шпаргалок. Их набирали, распечатывали, приносили с собой. Кто-то шёл дальше, и для безопасного списывания использовал клейкую ленту — напишешь на ней шпаргалку, приклеишь на парту, а после контрольной — отдерёшь. Всё чисто и практично. Те же, кто по какой-то причине не успел запастись шпорами, были вынуждены сочинять ответы из головы. И с этим они успешно справлялись, потому что такое творчество всё равно проверял совсем не Мокрых.

Творчество студентов

Начнём с хокку. 

«Поднимаюсь я в институт.

Китайцы пищат с утра.

Впереди — физика».

Студенты всегда отличались творческим складом ума, особенно это касалось удивительно остроумных надписей в местах общего пользования. Правда, в основном, надписи эти были неприличного содержания, но иногда попадались и афоризмы, вроде «не льсти себе, встань поближе», или «если хочешь стать солдатом, обложи декана матом» (ещё видели стих на ту же тематику, но пошлый, поэтому здесь мы его приводить не будем, за исключением последней строчки, которая гласит: «Здравствуй, Балтийский флот!»). Встречались в таких местах и хулительные надписи насчёт ТОЭ, а в одной из кабинок есть целая коллекция имён героев из книги Толкина «Властелин Колец» — Гимли, Боромир и прочие. Она появилась не сразу, а по мере выхода на экран частей одноимённого фильма.

Вторыми по популярности идут надписи на партах. Очень популярны нарисованные на них пульты управления лектором (с рычажками и регуляторами; они могут отключать звук лектора, выгонять его из кабинета, взрывать и проч. Всё ограничивается лишь фантазией автора рисунка). Фразы тоже имеют место, касаются они физиологических явлений сексуального характера во время лекции, а также много другого («Не восхрапи на лекции, ибо храпом своим ты рискуешь разбудить соседа»). Рисовать наш народ тоже любит: на партах можно увидеть целые произведения художественного искусства; помимо этого часто студенты пишут названия любимых музыкальных ансамблей и ВИА; аббревиатуры своих групп и различные обзывательства на учителей; стишки про собак и кусок мыла у неё в желудке. Чего стоит, например, фраза: «Если нас отчислят из института, то мы сдадим бутылки и поступим на платное обучение», или следующий призыв: «Бросай учёбу, айда сапоги топтать!» Но, пожалуй, стихотворную, несерьёзную, порой нецензурную форму студенты предпочитают больше других.

Зачем сижу я здесь весь день?

Учу, пишу как сумасшедший,

Вконец меня заела лень,

И препод валит офигевший.

Оторвали мишке лапу,

Чтоб он девушек не лапал,

Потому что мишка очень

Сексуально озабочен.

«Лучше выпить банку ртути, чем учиться в институте» и прочие гениальные фразы как нельзя лучше описывают нелёгкий быт студента. Правда, победителем в этой сфере можно признать неизвестного студента, который на третьем этаже написал маркером на стене следующие слова: «Настала сессия. Жопа!!!» Что самое смешное, замазать эту фразу догадались далеко не сразу, и она существовала на стене как минимум, года три.

Есть такое мероприятие в нашем институте, называется оно «Студенческая весна». Там студенты пляшут, поют — делают всё, что хотят. В целом, оно не влияет на культурное развитие студентов никак (так же, как и КВН, коим некоторые из нас увлекаются), и отмечено здесь лишь для полноты изложения. Редко что-то официальное действительно нужно.

Стихи и песни наши студенты также сочинять умеют. Коврижко как-то пропел кое-что при директоре нашего института и «фёстах», так директор сделал выговор Осине, потому что в песне были такие строки: «Наверху нас ждёт массовка, бабы, водка и селёдка».

К сорокалетию кафедры также были сочинены стихи. Без смеха их читать нельзя:

Поздравить вас! Сейчас

Пришли, О да

Сегодня юбилей у кафедры УГУ

Теперь ей сорок лет

Мы поздравляем Вас

Желаем Вам всего

Здоровья и удачи

И главное, пусть сбудутся ваши мечты.

Конечно, можно предположить, что это задел под какую-то песню, но песни тоже должны быть в рифму и с размером. А как вам такое:

Каждый знает, каждый знает, что программа это код

И принять решенье надо, а то симплекс запоёт...

Кто поможет разобраться в этой суете сует?

База данных на Fox’e? Но она ведь тоже код!

Ну и как тут разобраться, где же выход нам найти?

Только знаем, что бояться здесь нисколечки нельзя

Ведь предметы мы осилим, потому что есть у нас

Лучший в мире наставник, наш наставник просто класс!!!!

ПРИПЕВ...

Круто ты попал на УГУ, ты звезда!

Ты звезда, давай диплом защити

Круто учишься на УГУ, ты звезда

Погоди, давай диплом защити...

Говорят, что Осина на этом юбилее слишком сильно его отметила. Впрочем, какой юбилей, такие и стихи.

Иногда студентов посещает вдохновение прямо на паре, и тогда сами собой рождаются строчки:

Надо очень много знать

Чтобы это всё понять,

Тра ля-ля, ля-ля, ля-ля,

А теперь пойдём домой.

Напоследок, хочется привести одно эссе на тему контрольных работ по Мокрому.

По ком звонит колокол...

I

А.А.К посвящается...

Ты слышишь колокол? Он звонит по тебе, и звонарём сегодня работает Мокрый. Ты слышишь это? Его звон разливается в твоих ушах, а Мокрый со своей противной улыбочкой говорит: «Читать надо было методичку». И ты становишься всё несчастнее и несчастнее с каждой минутой до приближения пары. «Списать невозможно», вторит в унисон грустным мыслям противный голос Мокрого. Нет, хоть он и сволочь, но как же так ты смог забыть о том, что сегодня контрольная работа? Как так? Неужели всё возвращается назад? Недаром в прошлом семестре он так и не поставил тебе отлично. Да, есть о чём подумать. Несчастная методичка, в которой вся информация слизана с нескольких умных книжек, снабжённая наитупейшими вопросами, на которые ответить с помощью этой книжонки попросту невозможно... Так вот нас теперь учат. А ты забыл. Забыл прочитать это двадцати девяти страничное извращение над студентами. А колокол звонит, болью отдаваясь в висках. А звонарём на сегодня устроился Мокрый, который перед началом пары скажет: «Ну что, все готовы?»

II

Утро. Солнце приветливо постучалось в окно и небо улыбнулось ясностью. Улыбка как-то незаметно тронула мои уста — это был действительно прекрасный день. Я смотрел в окно на безмятежный вид леса, который также наслаждался прекрасной погодой.

Хотелось забыть о делах мирских и просто стоять у окна весь день, но сквозь столь приветливую картину пробивался один неясный звук. Вначале он был почти неслышен, но теперь я стал различать его трагические нотки. Это был звон.

Звонили где-то далеко, и, судя по всему, не по мне, но от этого было не легче. Я оглянулся и увидел на столе листы. Организм издал смешок — вот в чём дело! Сегодня же контрольная — опять по методичке, которая, на этот раз была ещё отвратительнее предыдущей. Почти целый месяц не было контрольной, но история имеет свойство повторяться, и на этот раз так и было.

На другом конце города звонил Мокрый. Похоже, ему это действительно нравилось, потому что он думал, что именно из-за его способностей колокол звучит так протяжно и грустно, но на самом деле это сам бронзовый истукан сочувствовал нам, студентам. Солнце освещало набатное место, и лёгкая улыбочка нависла на лице Мокрого.

Колокол на этот раз звонил по тем, кто опоздал из-за пробок на контрольную, которую можно было запросто списать. Но даже если просто сочинять то, что в голову взбредёт, те, кто проверял, не всегда будут усердствовать, чтобы вывести тебя на чистую воду.

Вот идут мимо девушки — они проверяли работы и говорят, что поставили пятёрки. Кое-кто, кто ничего не написал, получил два, но стоило такому студенту написать вольное изложение на предложенную тему, то меньше тройки они бы просто не поставили.

Я же нагло всё списал, не утруждая себя воспоминанием никчёмной методички; и мне староста нашей группы сказала, что у меня «пять», хоть я её об этом не спрашивал, а просто на неё смотрел. Она, видимо, подумала, что этот взгляд означает то, что я хотел бы узнать свою оценку, но на самом деле я просто смотрел из эстетического удовольствия (Танюхи Петровой уже нет, поэтому староста наша нынешняя — единственная, на кого ещё можно посмотреть из эстетического удовольствия).

Набат замолк. Мокрый спустился по лестнице с глубочайшим чувством исполненного долга. Он посмотрел наверх и подумал о том, что ему ещё не раз предстоит подняться ввысь. Рядом же стояли студенты, они не знали, кто это; они не знали, зачем этот человек звонил, они просто хотели, чтобы он ушёл, дабы они могли уединиться. И Мокрый молчаливо удалился, а в небе сияло солнце, лучей которого хватало на всех.

В компанию проверяющих контрольные работы входили девочки-отличницы и некоторые, особо отличившиеся девушки из других групп. Поэтому всегда можно было рассчитывать на тройку. Конечно, в этой компании были «добивающиеся правды любыми способами», которые добросовестно проверяли все ответы на вопросы, но в целом успеваемость была неплохой. Тем не менее, весь поток натурально радовался, когда зав. кафедрой сломал себе что-то и на целый месяц оставил студентов в покое.

На последней контрольной работе Мокрых решил пошутить:

— Вам даётся на всё про всё десять минут.

— А по морде? — возмутились студенты, сидящие на задних партах.

— А каким шрифтом отвечать? — спросили Мокрого те, кто сидел ближе.

— Мы лазерные принтеры, просто, — сказал кто-то из студентов, но Мокрый уже поведал, что времени даётся минут тридцать.

Иногда Мокрых нас воспитывал и толкал речи о неуспевающих, двоечниках и прочих условиях нашего трудового рынка.

— Вы должны быть профессионалами. Чем выше ваш профессионализм, тем больше вы сможете заработать денег. Здесь всё зависит от амбиций человека. Кому-то достаточно шесть тысяч в месяц — он доволен и продолжает работать. У кого-то амбиции выше, и ему надо двадцать тысяч рублей. Некоторым и этого мало, и они не согласны работать меньше, чем за две тысячи долларов. Кое-кто и перед этим не останавливается, и им надо, — здесь Мокрый театрально поднял кулак вверх, — сто тысяч долларов. Поэтому учитесь, и тогда будете зарабатывать свои сто тысяч долларов. Это я с вами проводил воспитательную работу.

— Мокрый не понимает одного, — комментировал это выступление Кодубцов, — тот, кто хочет зарабатывать больше десяти тысяч долларов, тому не обязательно сейчас учиться.

Ближе к середине семестра С.С. сделал нам сюрприз: он сказал, что мы должны сдать ему какой-то реферат на непонятную тему, который должен содержать неведомые нам разделы из какой-то неизвестной области.

— Что за реферат? — спрашивали у друг друга студенты, но никто ничего не знал.

Только ближе к концу семестра Мокрый подробно объяснил, что же мы должны были написать, дал план реферата и спросил о литературе, которую мы должны были найти и прочесть, чтобы написать реферат. Единственная книга, которую ему назвали, стоила полтыщи, поэтому её никто и в помине не собирался покупать. 

Был у нас такой предмет, название которого вылетало из головы уже в начале семестра. Дело в том, что вела его известная своим... незаурядным умом Футболкина. Футболкина была единственной в своём роде — она одевалась в каком-то собственном стиле, так уже никто не одевался лет сорок: какие-то вытащенные из помойки туфли, непонятные пиджаки, архаичные очки — благодаря этому она выглядела, мягко говоря, необычно. Но дело было не только в этом. Футболкина была единственным преподавателем, не разбиравшимся в своём предмете. Те, кто хоть немного разбирался в программировании, иногда просто выпадали от тех слов, что она нам говорила.

Мало того, что мы на её лекциях повторяли уже пройденный нами курс операционных систем, так ещё это смешивалось с её фантазией и усугублялось тем, что материал нам давался... Впрочем, давайте лучше узнаем это из разговора с Антоновым.

Разговор с Антоновым

Зашли как-то по делам учебным два студента на кафедру. А преподаватель занят — пришлось ждать. Но тут на кафедру зашёл Александр Борисович, и они решили с ним поговорить.

— Здравствуйте, Александр Борисович!

— Добрый день. Ну как поживаете?

— Да ничего, только учиться надоело. Кстати, как там ведут себя студенты младших курсов, хуже нас?

— Вы-то ещё ничего были, а вот первый курс — настоящие разбойники. Несмотря на то, что их в два раза меньше чем было вас, ведут они себя в два раза хуже.

— Надо же... Надо бы зайти, навести там порядок.

— Ты смотри, чтобы тебя там не побили.

— Да, пожалуй. Их ведь будет больше.

— А вот мы сейчас практически ничем и не занимаемся, особенно на СПО.

— А кто его у вас ведёт?

— Да Футболкина, — ответил Антонову студент, даже не пытаясь вспомнить её имя и отчество. Справедливости ради скажем, что эту информацию насчёт Футболкиной мало кто на нашем потоке помнил.

— Причём ведёт она так, как будто абсолютно ничего сама в этом предмете не понимает.

— К тому же, чтобы её понять, надо уже хорошо разбираться в этой области, нужно иметь фундамент, а у многих его просто нет. Она же просто читает главы из книги и всё.

— Надо же.

— Но ничего, говорят, что платишь триста рублей за экзамен, и всё, — видимо, студент этот решил, что Антонов — свой человек, и можно разговаривать с ним запанибратски.

Все вместе посмеялись.

— Говорят, что скоро студентов будут учить по новой программе, — сказал Александр Борисович, — вас это, скорее всего, не коснётся, а вот тех, кто учится на младших курсах, скорее всего да.

— Где-то мы это уже слышали.

— Министерство образования хочет сократить лекционные часы, — уточнил Антонов.

— Им лишь бы сокращать. Но какой от этого толк? Если бы они замещали теорию практикой, тогда, конечно, польза бы была. А от простого сокращения толку нет.

— У меня как-то получилось заменить теоретические занятия практическими, а вот что теперь делать, даже не знаю.

— А зачем тогда вообще платить за высшее образование? Хотя, конечно, не все умеют учиться самостоятельно.

В этот момент преподаватель, которого ждали студенты, освободился, и они попрощались с Александром Борисовичем.

Полный п...

Заранее извиняемся за столь некультурное название следующего раздела, но иначе выразиться просто нельзя. Сейчас мы начнём выводить наше образование на чистую воду.

Итак, что же мы имеем? В нашем потоке лишь двадцать процентов студентов являются потенциальными специалистами, остальные — просто сидят на своём насиженном месте, и всё. В связи с этим на нашем трудовом рынке появляется серьёзная проблема отбора кадров: нужно отсеять действительных специалистов от тех, у кого наличие диплома является простой формальностью.

Далее, в связи с такой подачей материала, процентов семьдесят пять всех преподаваемых нам предметов не являются востребованными в реальной жизни, иными словами, мы занимаемся не тем, чем надо. Исходя из этого факта, а также из того, что количество часов на лекционные материалы уменьшается, ставится вопрос о целесообразности такой учебной программы, которая, безо всяких сомнений, нуждается в пересмотре. Здесь само собой напрашиваются два варианта:

Первый. Полностью самостоятельное обучение. Университет лишь даёт действительно необходимые списки материалов. Далее, в конце каждого отчётного периода, студентов проверяют специалисты в данной области, представители различных фирм или хотя бы, проверяют учителя университета, но в соответствии со стандартами, данными этими специалистами. Каждый студент должен выполнить необходимые задания, и показать свои действительные знания, решая задачи, подобные тем, что решаются в фирмах, на производстве, в компаниях. Таким образом, специалистами станут только те студенты, что показали высокий уровень самостоятельной подготовки.

Второй. Из учебной программы выкидываются те предметы, изучение которых является невостребованным на рынке труда. Подбираются только те области знаний, что наиболее актуальны, полезны, и главное, необходимы для того, чтобы выучить студентов так, как требуется предприятиями и фирмами. Также, для обеспечения действительно высокого уровня подготовки специалистов, увеличиваются часы практических занятий, наряду с достаточным количеством лекционного материала. Помимо строгих проверок и контроля знаний, должен производится тщательный отбор студентов не столько в начале обучения, сколько в течение всего срока, чтобы «на выходе» университет покидали действительно дипломированные специалисты, а не «люди с дипломом».

Наша учебная программа была очень далека от того, что действительно надо было рынку. То, что необходимо было давать на первом курсе, давали на четвёртом, а того, что действительно требовалось предприятиям, не давали вообще. Хотя, вообще то, сама наша профессия была «несуразной», ибо в ней не было чёткого направления деятельности. Так, всего понемногу.

И вообще, несмотря на клятвенные заверения декана отчислить всех и вся, на самом деле, учиться следовало бы только четвёртой части студентов. А отсева, как такового, не было. Студенты получали автоматы за те работы, что выполняли не они; элементарного контроля знаний не было; лекции читались бегло, без необходимых подробностей, а о практике вообще умолчим. Получается что диплом, который выдадут тем, кто защитит дипломный проект, будет чистой воды формальностью, ибо профессионализма здесь нет, как нет тех знаний, что нужны рынку. Вот из-за этих причин университеты и «штампуют» некачественные кадры; из-за этого, в принципе, и создаётся дефицит «качественных» трудовых ресурсов; можно даже сказать, что данные обстоятельства отчасти способствуют безработице.

Такая печальная ситуация сложилась по отношению к нашей специальности. Конечно, так бывает далеко не всегда, но бывает. Поэтому абитуриенты — посмотрите, кто требуется на рынке (иногда в объявлениях даже пишут студенты какой специальности и какого ВУЗа), узнайте, где готовят по-настоящему хороших специалистов, пообщайтесь с теми, кто уже работает по интересующей вас специальности, и узнайте, что необходимо знать и уметь. И тогда вы никогда не попадёте впросак, когда после пяти лет обучения вы вдруг обнаружите, что учились столько времени, но ничему так и не научились, ничего не умеете, и на работу вас не берут.

Футболкина мало того, что на лекциях давала неправильный, неинтересный и ненужный никому материал, так она была ещё абсолютно непробиваемым человеком. На её лекциях студенты постоянно шумели, заглушая лектора, а она даже не реагировала и продолжала что-то говорить или диктовать.

— Повторите, — попросила её одна студентка во время одной особо шумной лекции.

— Ещё повторить? Не-е-ет, достаточно, — парировала Футболкина.

На лекциях Футболкиной постепенно не осталось ни одного шалопая (она ведь переклички не делала), а те, кто всё же остался, находились в глубокой прострации или спали. Дошло до того, что однажды на лекции присутствовало из восьмидесяти человек всего двадцать, несмотря на то, что не было никаких страшных пробок и буранов.

Была ещё осень. Тёплая осень. Солнце ласково светило, и даже в ноябре было тепло. Листья как-то незаметно опали с деревьев буквально за неделю, так что даже можно было не успеть вдохнуть в себя неповторимый запах осени. Даже не верилось в то, что ещё можно ходить без тёплой куртки, но всё же ранним утром уже становилось прохладнее. Холодный свежий ветер дул без устали, обещая, что так же будет стараться и впредь. Иногда шли дожди, хотя по плану должен был идти снег. Они мочили дороги, мочили листву, а после уходили вдаль, оставляя за собой лишь сырость и пар.

Снег выпал внезапно. Его никто не ждал, тем более что за два дня до снегопада стояла страшная жара, было около пятнадцати градусов тепла. К снегу никто не был готов, поэтому по городу застыли автомобильные пробки, в которых находились и студенты. А им надо было на пару. А на паре сидела Футболкина, и говорила свой очередной ляп:

— Вы должны сами принести краткий отчёт по реферату, — что она при этом имела в виду, абсолютно непонятно. Парила она нам и про форматизацию дисков, и про то, что «память — это область памяти...», и на самом деле «ячейки оперативной памяти очень быстро выполняют вычисления», хотя мы всегда считали, что они просто хранят в себе информацию.

— К прикладному программному обеспечению относятся... знания ваши, — говорила она.

— Ко всему остальному они не относятся, — комментировали студенты.

На весь семестр давалась одна лабораторная и один реферат. Про лабораторные ходили настоящие байки, потому что задания этих лабораторных были комичны, абсурдны и непонятны. Посему студенты вновь и вновь прибегали к своему излюбленному методу — залечиванию. Например, один студент в качестве лабораторной работы сдал ей БИОС! Кто не знает — эта программа поставляется встроенной в материнскую плату, используется для настройки компьютерных параметров. А этот студент вошёл в БИОС и стал её лечить, мол, это он сам сделал, и вот тут показываются различные параметры компьютера (правда, БИОС всегда делается на английском и в нём указывается фирма-производитель. Сами понимаете, насколько надо быть глупой, чтобы такое принять за чистую воду. Но Футболкина, как раз и была такой. Она даже иногда могла часами сидеть в учительском кабинете и смотреть в окно. Не знаем, кого она ждала, может быть принца...).

Наши студенты тоже преуспели, хотя БИОСа ей никто не сдавал. Футболкина требовала, чтобы в программе было четыре кнопки — открыть, выполнить, сохранить и справка. Студенты и делали ей кнопки, правда, оставалось вопросом — выполняли ли они правильно функции в соответствии с заданием, но такие работы Футболкина принимала (правда, ей надо было рассказать, что происходит в тексте программы, но вы ведь наших студентов знаете. Они же умеют пользоваться тем фактом, что преподаватель не всегда понимает что к чему).

Рефераты же сдавали очень и очень просто. Она давала студентам страницы из книг, те перепечатывали материал, читали его, и повторяли то, что запомнили. И всё. Правда, те, кто сдавал рефераты позже, должны были ещё на вопросы отвечать (это называлось «реферирование»), но это было не смертельно.

— Здесь невозможно ответить словами, здесь надо ответить главой, — сказала как-то Футболкина, на вопрос одного из студентов. И правда, надо было прочесть не одну главу, чтобы понять то, что она говорит нам ерунду. Несведущий человек этого сразу не поймёт (либо будет считать, что все её слова — сплошная ерунда).

Как уже упоминалось выше, над ней однажды подшутил Куприн — навёл свою лазерную ручку прямо на её лоб, отчего создавалось впечатление, что в аудитории сидит киллер, который хочет отправить её на тот свет. На замечание соседа по парте: «Над Мокрым так подшути», Куприн ответил: «Шутишь что ли?».

— Информация должна быть надёжно сохранена и распределена по дискетам, — пусть Футболкина сама распределяет её по дискетам, а мы отправимся дальше.

Дальше по плану у нас сети. Чем же обрадовал нас Васнецов в этом семестре? Да, практически, ничем. Продолжал нервно диктовать материал, и снова были лишь две лабораторные работы, только с тем отличием, что далеко не у всех работала вторая лабораторная работа (программы запускались не на всех компьютерах), а программу первой лабораторной работы делал Бабий из третьей группы. И что интересно, Васнецов некоторым группам вообще не объяснял, как что делать, а только раздавал варианты. Вот и приходилось бедным студентам брать чужие отчёты и исправлять их надлежащим образом. Только, правда, когда требовалось объяснить Петру Сергеевичу что к чему, выходила заминка. Тогда он нервно тряс головой, и говорил: «Ну что?». И приходилось нам сдавать ему эти лабораторные раза по три, постепенно выясняя, чего же он хочет, и что же на самом деле надо было сделать. А ещё необходимо было принести файл к первой лабораторной работе, где мы должны были зашифровать текст методом «ЛЗ 78», и расшифровать его (говоря культурно, дешифровать). Проверялись эти файлы с помощью той же программы Бабия, но это мог сделать лишь сам Васнецов, так как только он знал пароль. Пароль... В обычных программах он закрывается звёздочками, дабы никто его не подсмотрел, а Бабий, молодец, сделал так, что пароль видно, поэтому к моменту сдачи лабораторной, большинство студентов этот пароль знали, и приносили преподавателю исключительно правильные работы (судя, конечно, по файлу. Отчёты как сдавались по шаблону, так и продолжали сдаваться).

На лекциях мы снова продолжали себя плохо вести.

— Опять начинается детский сад, — говорил по этому поводу Пётр Сергеевич, который в этом семестре рассказывал нам про различные преобразования, стандарты, устройства и основы построения локальных и глобальных сетей.

— Есть станция, А и станция...

— Бэ, — подсказал преподавателю один из студентов.

— Ну хоть это выдали сегодня, — заметил Васнецов.

Но подсказывали мы ему не всегда, больше мешали.

— Давайте, всё сказал. Давайте, троица. Да, да, да. Начиная с Кима, три человека, встали, — наводил порядок Пётр Сергеевич, выгоняя разговаривающих студентов. Правда, их всё равно он отметил, потому что ведь наши не дураки — ответили на перекличке за выгнанных «здесь». Но не далее, как на следующем уроке кто-то из студентов разговаривал громче обычного, на это Васнецов нервно отреагировал:

— Так, дорогой, объясните мне этот метод доступа. 

Пауза.

— Объясните мне маркерный метод доступа. 

Пауза.

— Не можете?

Снова пауза.

— Так какого, извините, хрена, вы занимаетесь чёрт знает чем? Это же ваша азбука, вы должны знать хотя бы это!

Студенты же, не унимались. И снова:

— Вот как раз парочка, сладкая парочка. Желаете себе проблем на голову, вы их получите, — это означало, что они пойдут на зачёт. Но так как фамилий «шалунов» Васнецов не спросил, то за них снова ответили «здесь» и всё было путём.

Снова нам приходилось быстро записывать, но никто не жаловался. Не жаловался никто даже тогда, когда на перекличке Васнецов превращал мужские фамилии в женские. Иногда даже было весело.

— Не знаю, новую тему начинать, или на следующем уроке?

Все хором: «На следующем!!!», ну правильно, учиться уже всем надоело. Лишь бы всё перенести на завтра, а потом на следующую неделю, а после об этом лучше вообще забыть.

— Срок сдачи лабораторных — до двадцать первого декабря.

— О-о-о, нормально.

На нашей кафедре однажды повесили объявление: «Студентам вход на кафедру только с разрешения преподавателя (только по одному человеку)». Затем кто-то подписал: «При себе иметь не меньше 1000 рублей», потом преподаватели дописали: «Как низко вы нас цените, товарищи студенты!», в связи этим какие-то студенты-олигархи зачеркнули слово «рублей» и нарисовали знак доллара.

Впрочем, на кафедру студенты всегда заходили как к себе домой — безо всякого разрешения на то от преподавателя и далеко не по одному. Так было и в этом семестре, когда мы должны были сдать Савельеву курсовую работу по моделированию. Мы уже давно стали относиться к «курсовикам» не так, как, скажем, на втором курсе. Они уже не представляли собой сложную ответственную работу, а выглядели лишь как очередная головная боль. Но Савельев нас курсовой работой не стращал, и не говорил о крайних сроках её сдачи, он лишь принимал нас охотно, раздавал варианты заданий, доставая необходимый задачник из своего чемодана. Все студенты радостно принимались за работу (она немного напоминала лабораторную работу номер четыре прошлого семестра) и вдруг с недоумением удивлялись, что не помнят весь курс языка «ДжиПиЭсЭс». Но это никого не пугало, ведь достаточно было просто подойти к Неспящему, который был мастером по выполнению подобных задач, заплатить ему двести или триста пятьдесят рублей и спокойно вздохнуть. Конечно, так делали не все. Иные поздно, но всё-таки подходили к Савельеву на консультацию, и он им подробно объяснял, что и как нужно сделать. Причём находились некоторые «самородки», которые подходили к нему с чистым листом, не набросав даже приблизительной блок-схемы. Тогда Савельев добротно объяснял, что к чему минут сорок и сам рисовал схему. Потом, правда, он сказал, чтобы ни с чем к нему больше не подходили, потому что разбор дел с такими студентами занимает слишком много времени. Вот какой редкой душевной доброты человек. 

Наиболее полезным с практической точки зрения, а также одним из наиболее легко усваиваемых предметов были «основы бухгалтерского учёта». Вела его уже знакомая нам Светлана Геннадьевна Светлова. Не беда, что домашние работы по этому предмету мы должны были сдавать раз в две недели, зато на лекциях было очень интересно обсуждать наше родное правительство, потому что путём элементарного сравнения различных систем налогообложения было видно, что ничем хорошим наши правители в Москве не занимаются. Обсуждали мы и различные экономические бизнес-действия и ситуации, например: «Что будут пить люди, если не станет кофе?» На это студенты выдали экспертный ответ: «Водку».

Надо сказать, что в нашем городе бухгалтеров требовалось очень много, а в особенности тех, кто знает различные компьютерные программы, посвящённые бизнес тематике. Поэтому мы не зазря проходили различные бухгалтерские проводки, строили бухгалтерские балансы, включающие актив и пассив, дебет и кредит, и прочие бухгалтерские прибамбасы.

Иногда Светлана Геннадьевна баловала нас байками, например, про налог по операциям с ценными бумагами, но самую интересную историю она поведала о законе насчёт налога с продаж автомобилей. Местные власти ввели такой налог, который обязывал выплачивать много процентов с каждой сделки купли-продажи автомобиля. А так как в нашем городе таких сделок осуществлялось много, то дело грозило стать прибыльным. Но не тут-то было — все сделки в тот же день перенесли в соседний город, и пришлось налог отменить. А чего стоил рассказ о «налоге на собак», сборы которого даже не покрывали заработную плату инспекторов, его собиравших. Этот налог, также, упразднили.

В природе, оказывается, существуют деревья налогов, а мы об этом и не знали. Растут они на благодатной финансовой почве, плодоносят тогда, когда сознательные граждане приносят в налоговые органы декларации о доходах. Но, увы, часто точит это дерево червь, климат подрывает здоровье, но, что самое страшное, в любое мгновение может прийти дровосек и срубить это дерево, а вместо него посадить новое. Дровосек этот работает в министерстве, и воплощает в жизнь все налоговые реформы, утверждает новые налоги и упраздняет старые. Не кажется ли, что слишком часто он рубит дерево? Не пора ли уже позволить дереву вырасти, принести первые плоды?

Составить том подобных сказок не составит труда, послушав немного лекции по финансам. Мы то, конечно, на парах смеялись, но на самом деле всё это не смешно. Однако не будем об этом.

Домашних работ было штук восемь, плюс две контрольные работы, которые, впрочем, некоторые делали также дома. Работа эта была несложной, но те, кто особо не дружил с математикой, могли спокойно списать эти работы или даже распечатать на своём принтере, благо некоторые студенты совсем разучились писать ручкой и набирали текст домашних работ в электронном виде. Случались и забавные случаи, например, мы должны были сами придумать финансовые операции предприятия и нарисовать необходимые проводки методом двойной бухгалтерской записи, составить начальный и конечный баланс (которые должны были совпадать). Так вот, один студент в эти хозяйственные операции включил «расчёты с братвой», «уплату взяток», «штраф, взятый с охранника который украл некоторую сумму денег», причём этот самый «штраф» он принял за дебиторскую задолженность, а в перечне хозяйственных операций так и написал: «отстегнули с расчётного счёта братве за крышу на этот месяц».

Что ни говори, на лекциях «по финансам» было куда интереснее, чем «на Футболкиной». Скажем, откуда бы мы ещё узнали, что наша страна стоит на задворках в списке выгодности вложения инвестиций, и что налог на рекламу взимают только у нас, не говоря о том, что во всех «нормальных» странах чем больше зарабатываешь, тем больше платишь налогов, а у нас всё «немного не так».

Всё же, не боясь пропустить что-то интересное, студенты позволяли себе выходить в коридор на много-много минут. Светлана Геннадьевна удивлялась:

— Куда это вы? Ряды пустеют прямо на глазах, — хорошо, что она никогда не присутствовала на парах СПО, иначе бы она не удивлялась. А когда во время переклички те, кого уже отметили, стали уходить, она сказала:

— Вы что, не уважаете своих друзей, уходите?

— Его фамилия Дружинин, — подсказали ей «заботливые» студенты.

Разговаривали на лекциях тоже довольно много, из-за этого Светлана Геннадьевна сетовала:

— Так, на чём я остановилась? Уже сама забыла что говорила..., — а когда однажды особо шумевшие студенты попросили её что-то повторить, она сказала: «Я об этом уже говорила, но вы меня не слушали».

Классификация студентов

Студенты бывают разные. В принципе, они все разные, но если смотреть на них в целом, то можно выделить несколько типов.

Студент домашний — это такой, кто живёт дома. Ему готовят есть родители (они же и ограничивают его свободу), но зато часто этому студенту приходится добираться до места ночлежки длительное время из-за проблем с транспортом. 

Студент дикий — приехавший учиться издалека. Проживает обычно в общежитиях (такой вид более жизнерадостен) или в арендуемых квартирах. Такие студенты живут самостоятельно: и готовят, и пьют, и всё остальное делают сами. Самостоятельный образ жизни делает их закалёнными в трудных природных условиях, таких, как пьянки, вечеринки, застолья, экзамены. 

Ботаник обыкновенный — усердно обучающийся студент, добросовестно выполняющий всю учебную программу. Бывают как совсем замученные учёбой, так и совсем не замученные, похожие на студентов обычных.

Студент обычный — самый многочисленный вид студентов. Из него происходят все остальные (как выразились бы программисты, «это родительский класс всех студентов»). Живёт везде и приживается в самых неимоверных условиях. Любит выпить и не особо любит учиться, но способен и на большее.

Янки — мутировавший студент, который решил что он лучше всех. Его принцип — ты лучше всех, всё успеешь раньше всех, остальные низший сорт, остальные — подождут. Такие студенты добиваются цели любыми способами, вроде «а мы тряпочку намочим, уважение заслужим». Именно они имеют привычку задавать преподавателям во время лекций дурацкие вопросы, свидетельствующие не столько о стремлении к знаниям, сколько о стремлении выделиться.

Студент-невидимка — этот вид студентов чрезвычайно тяжело увидеть на лекциях. Обычно появляется только перед зачётной неделей или перед экзаменами. Неуловим в силу занятости или лени. Абсолютный пофигист. 

Оборотень — человек, старающийся в обществе студентов выглядеть не таким, какой есть он на самом деле. Лишь иногда он показывает себя таким, какой есть.

На самом деле, эту классификацию можно продолжать и продолжать, учитывая разные аспекты, вроде оптимизма или пессимизма; озабоченности оценками и международным положением России; употребления алкоголя, но мы не будем заходить так далеко. 

Не обошлось в этом семестре и без гуманитарной науки. Это была психология. На ней мы изучали себя любимых, классифицировали себя любимых, тестировали себя любимых и, что было ещё приятнее, делали это совсем недолго. Поэтому сейчас мы начнём с того, что опишем состояния студента, потому что это есть психическое явление, а сии его явления мы тоже изучали на парах. Да и вообще, полезно иногда разобраться, что же на самом деле с нами происходит с точки зрения психологии.

Состояние студента

Абитура — к вам обращаемся. Сейчас вкратце растолкуем, что же вас ждёт после поступления в институт. А вы внимайте, и не говорите потом, что не слышали.

Итак, отметим, что в институте вы будете уставать гораздо больше, нежели чем в школе. Школа — это по сравнению с институтом — рай и сказка, правда, честно говоря, школьный материал кажется по сравнению с высшим настолько отстойным, что просто думать о нём не хочется. Но это к слову. Чувство усталости захлестнёт вас внезапно. Вначале сильно уставать вы не будете. Но потом устанете если не от поездок в транспорте (если живёте далеко), то от нахождения в универе и беготни по оному, а также плохого питания и бессмысленного ожидания учителей с целью показать что-то или сдать. Вы почувствуете, как вам не хочется ничего делать — появится усталость в ногах и странная боль в голове. «Куда деваться?» — этот вопрос будет вертеться в голове. Какое-то неудобное, некомфортное, жгуче-неприятное состояние, возможно, посетит вас уже на втором курсе, если не на первом. Постепенно даже недолгое пребывание в стенах родного универа будет вам в тягость. Но, правды ради, стоит сказать, что это бывает не всегда, но случается; так что готовьтесь к этому заранее. Делайте зарядку, выходите по утрам подышать свежим воздухом, носите с собой еду в универ, и усталости может и не быть.

Лень. О — это вообще святое для некоторых студентов, но на самом деле её действию подвержены любые смертные. Проявляется она не просто в нежелании что-либо делать, а иногда просто в физической невозможности сесть за уроки. Причём это гадкое состояние имеет свойство посещать в самый неудобный момент — например, у тебя завтра экзамен, а ты вместо этого валяешься в кровати, или играешь в какую-нибудь игру на компьютере.

Бороться с ленью иногда сложно до невозможности. Аж кости скрипят, так не хочется ничего делать. Всё же, заставить себя можно. Для этого вначале надо немного взбодриться, развеяться (но не алкоголем). Выпить кофе, отжаться раз двадцать, представить, что-нибудь приятное после того, как выполните то, что надо делать. Затем резко садитесь за работу, и ни в коем случае не прерывайтесь — лень имеет свойство одолевать в середине, мол, если уже что-то сделано, то можно и отдохнуть. Не поддавайтесь на эти провокации. И ещё: чем дальше в лес (т. е. чем старше курс), тем менее хочется читать что-либо. Легче написать что-нибудь или списать, решить или набрать, нежели прочесть что-нибудь и запомнить. Для лучшего понимания текста надо читать его в тишине, сконцентрировавшись на книге, а не на том, как бы сегодня... 

Апатия. Это бывает, когда долгов столько, что просто пальцев на руках не хватит, чтобы перечесть. Ничего не сделано, а сдавать надо уже очень и очень скоро. Тогда и приходит такое состояние. Возникает раздражение, грусть и прочие неприятные ощущения. Они имеют свойство проходить, как только ты что-либо сдал. Тогда настроение само собой поднимается, и ты понимаешь, что зря нагонял мрачную атмосферу, что не всё так плохо, да и вообще. Из любой ситуации можно найти выход, поэтому отчаиваться никогда не стоит.

Возбуждение. Перед контрольной, когда ты чувствуешь, что попадают все, кроме тебя. Ещё перед экзаменом, когда происходит примерно то же самое. 

Волнение. Волнуются, конечно, во все периоды жизни. На первом курсе перед экзаменом тоже волнуются. И на втором перед ТОЭ. Во всех остальных случаях, как показывает опыт, можно не волноваться. Не то, чтобы дальше становится легче что-то сдать, но иногда от волнения мозги начинают плохо соображать, так что не стоит волноваться вообще.

Затупление. Особое состояние, свойственное только студентам. Это когда тебе что-нибудь объясняют, а ты абсолютно не можешь этого понять. Проходит на следующий день, или на этот же, после принятия ванны. Тогда на смену этому чувству приходит другое — удивление: как же так, это всё на самом деле просто, а ты сразу не допетрил?

Жестокость, агрессия, вперемешку с обидой, злобой и чёрт те знает чем. Возникает в тот момент, когда не поставили зачёт, экзамен или просто не приняли то, что ты долго и упорно делал. В первый момент иногда даже возникает желание убить преподавателя, но постепенно оно проходит. Лучший способ уйти от этого, если ничего не помогает — поспать хорошенько.

Творческий запал. О, это хорошее состояние — захватывает чувство, что за сегодня ты выполнишь две программы универа на семестр. Как правило, этого не происходит, но своими собственными руками создаётся то, на что обычно уходит неделя, или даже больше. Иногда создаваемое выражается не в количестве, а в качестве или оригинальности.

Жадность. Влом давать кому-нибудь работу, на которую ты потратил весь день. Или сложно объяснить другому как что-либо решается или делается. Плохое состояние, с ним надо нещадно бороться и пересиливать, убивать в себе. Нужно быть щедрыми и великодушными, только так в студенческом обществе возможно стабильное существование.

Радости полные штаны. Сессия сдана — можно идти отмечать. Или «прокатила залепа», возможно ещё что-нибудь так скрашивающее серые будни мучеников знаний и просвещения. Избавляться от этого состояния не следует.

Неопределённость. Тебе дали курсовую работу на целый семестр, и ты теряешься перед таким непосильно огромным сроком для её выполнения. Приходится срочно устанавливать рамки: ровно две недели до сдачи. Ещё может быть, когда дел многовато, и ты не знаешь за что хвататься — вроде каждое важно, а с другой стороны — сущая ерунда.

Тревога. Впечатлительные студенты бывают настолько обеспокоены своим будущим из-за россказней преподов (Мокрого в частности), что начинают испытывать беспочвенную тревогу, беспокойство и т. д. Жизнь, конечно, не сахар, но не стоит себя так мучить. Впереди всех нас ждёт светлое будущее — правительство позаботится. Или хотя бы на том свете точно. Так что жить стоит. А вот беспокоиться как раз нет.

Отметим также состояние болезни. В таком состоянии вам ничего не будет хотеться, кроме того, как бы от него избавиться. Ни о каких уроках, чтении и прочих учебных делах речи быть не может. Поэтому старайтесь не болеть перед, и тем более, во время сессии.

Все остальные оттенки душевных переживаний и эмоций вы испытаете на собственном опыте, на этом же ставим большую и жирную точку с чувством глубокого удовлетворения (возникает, когда сделал три лабораторных за день и ещё умудрился их сдать).

Итак, сей познавательный предмет (психологию) вела у нас Ольга Константиновна Суслова, и порой возникало ощущение, что не зря она посвятила себя именно ему. Не скроем, некоторые студенты высказывали такое мнение, что у неё самой есть некоторые проблемы в этой области, но, впрочем, студенты так могут сказать практически о любом преподавателе. Однако у неё был исключительно своя манера вести лекции и, особенно, семинары. На лекциях она часто приводила нам примеры из жизни, и из своей жизни в частности. Её зять Рома запомнится нам надолго, потому что о нём она рассказывала практически на каждой лекции. Он был неспособным к семейному быту человеком: ванну за собой не мыл, когда чинил розетку — соединял вместе два провода; во время ремонта таскал работнику один инструмент за другим, вместо того, чтобы притащить весь комплект; когда ему сказали не ставить на полировку один предмет, он поставил другой. Когда же его спросили, почему он это сделал, он ответил, что ему сказали только про один предмет, а про другой ничего не говорили.

— Ну представьте, есть у нас кресло, — рассказывала Ольга Константиновна, — его занесли в кухню. На нём облюбовала место кошка, она часто на нём лежала. Однажды вечером она притащила туда рыбу и стала её есть. Утром смотрю — на кресле сидит Рома. Встал — под ним рыба. Я ему говорю: «Ты что, рыбу не видел?», он отвечает: «Рыба дальше, я сел ближе». Ну как с таким человеком можно вообще разговаривать?

И она поставила ему диагноз: «мозговая дисфункция».

— Не знаю, что моя дочка в нём нашла. Конечно, он у нас хороший, он моей дочке на ночь сказки рассказывает и колыбельные поёт. Дату дня рождения он никогда не забывает и ради этого в пять утра может встать. Он даже длину рек знает, правда, не знаю какой от этого толк...

В тот день она плавно от темы лекции перешла к теме «как вкусы дочек различаются от вкусов потенциальных тёщ». И, что самое страшное, она стала приводить примеры:

— Я бы хотела иметь зятя такого, как Савин — умный, красивый, — затем она назвала Бабия, — Точно начальником будет, — даже Мозгового упомянула, но что-то в нём оказалось не так. — Мне одни, как Савин нравятся, а ей, такие как Иванов, мамсики, вот. — Радовались же в тот момент студенты, когда она всё же соизволила перейти к теме лекции. Такие «лирические отступления» были постоянно, порой надолго она отходила от главной темы, и даже нас воспитывала (хотя на самом деле уже было поздно воспитывать), но и хвалила, сравнивая со студентами из других институтов и университетов («пиарщиками», например), а также с курсантами.

— Соображёметр должен работать хорошо, а не так, как у некоторых, — и было немного непонятно, кого она имеет в виду, своего зятя или курсантов. — Вы умнее, это сразу видно. Некоторые из «горняков», «строителей» считают себя умными. «Я, мол, лучше всех учусь». Ну, так, извини, среди таких «тупарей», может быть, ты действительно умнее всех. А в другой среде ты был бы далеко не лучшим.

На одной из первых лекций она затронула и тему акселерации молодёжи.

— На нас сейчас надвигаются «старообразные акселератки». Это раньше было видно, что девочка ещё ребёнок. Сейчас же — натуральные женщины, бабёнки просто.

Семинаров у нас проводилось немного, потому что Ольга Константиновна заболела, и занятий не было очень долго — месяца полтора. На них мы проходили различные тесты, выясняли, какой у нас темперамент, наклонности и особенности, а также Суслова каждому из нас по рисункам объясняла, кем же мы являемся на самом деле.

Правда, когда начался тот единственный семинар, на котором должны были рассказывать именно мы, ничего не получилось. Ответило буквально человека четыре, причём говорили они в совокупности минут десять. Остальное время «просвещала» нас Ольга Константиновна. Единственную контрольную мы списали со шпор.

Если на семинарах был Савин, то она его не обделяла вниманием: «Умненький мальчик», говорила она (но даже если тот отсутствовал, то всё равно получал своё: «Хитрый прогульщик!»).

На одной из пар, она снова рассказывала нам что-то про своего зятя, и заодно рассказала нам про качества, коими должен обладать начальник:

— Хороший начальник должен не только говорить что делать, но и как это делать, а лучше всего, если он сам будет показывать, как правильно выполнять то или иное задание. — Студенты сразу зашушукались, а Кодубцов сказал: «Вот бы наш Мокрый это услышал».

Увы, в связи с болезнью Сусловой, мы прошли мало. Конечно, некоторые студенты прочли учебник по психологии полностью, но ведь учебник не может заменить преподавателя, тем более такого, который может так славно рассказать нам про своего зятя, который, работая в армии, даже сам унитаз устанавливал.

Перед последней перекличкой мы узнали, что всем необходимо за время её отсутствия сдать реферат на какую-либо тему, а потом его защитить. Защиту она планировала сделать интересной, и прослушать всех после того, как выйдет из больницы. Сразу к ней кинулись девочки-отличницы, получить тему, остальные спокойно восприняли эту новость. И началась перекличка.

— Куражов.

— Нет.

— Ну Клаверий, ну Клаверий, погоди!

— А почему вы меня не отметили?

— Кого?

— Тернову.

— А ты отчислена, — ответил за преподавателя Версталов.

Обо всём понемногу

(список фактов, фраз и интересных замечаний)

На нашем потоке никто и никого с днём рожденья не поздравлял. 

Кашин (на вопрос о наличии экзамена автоматом): «Автоматы в военкомате».

Руневский (о «ботанических посиделках»): «Раньше тупил только Коля, а теперь все тупят».

Вещунова (самому злостному прогульщику): «Клаверий, вас ещё не отчислили?»

Мозговой: «Теперь от былого энтузиазма в программировании не осталось и следа». А на первом курсе он хотел написать свою операционную систему, и даже предлагал Бабию составить ему компанию.

«Высшее образование — это то, что останется у тебя в голове после того, как ты забудешь всё, чему тебя учили в универе».

Немного про декана: ещё Лапова говорила: «У вас замечательный декан, на него молиться просто надо. Однажды ей пожаловались: мол, некоторые студенты шумят на уроках. Пожаловались и забыли, а потом подходят эти самые студенты и просят прощения. И вид у них был такой, как будто их долго и сильно били головой об унитаз. Вы молиться на своего декана должны!»

Также Ольга Константиновна рассказывала нам про одного ребёнка с сотовым телефоном — он баловался на парах. Она телефон у него забрала и сказала тому, чтобы у декана аппарат забрал. Но тут как раз пришла Васильевна и сказала:

— Так, давно он себя так ведёт?

— Да два курса уже.

— Ну всё значит, можете забрать сотовый телефон себе, за причинённый ущерб. У меня вот тоже как раз у внука сотового нет.

Студент сразу стал «плакать»: не надо, мол, я больше не буду. А Васильевна ещё больше стращает:

— Надо ещё родителям рассказать о таком поведении...

Что ни говори, а все учителя хором твердили о большом педагогическом опыте нашего декана.

Разговоры студентов: на лекциях иногда очень трудно молчать и просто записывать всё, что нам диктуют; слушать всякие теоретические и неинтересные выкладки, поэтому грех не поболтать на паре, или на перемене. Чем студенты успешно и занимались.

На первом курсе мы только и делали, что болтали об учёбе — кто что сдал, кто что сделал; какой препод у кого чего не принял...

— Ну что, всё выучил? — это был самый распространённый вопрос к студенту перед экзаменом. На старших курсах его практически не задавали.

И ещё любимой темой были у нас компьютеры — на потоке было много «зелёных» в этой области людей, поэтому постоянно студенты просили совета у более продвинутых, обсуждали конфигурации персональных компьютеров и матерились на глюки винды.

Стоит рассказать и про «рефлекс УГУшника»: на первых двух курсах мы постоянно обменивались компакт-дисками, и каждый, проходя мимо любого, даже самого завалящего компакта, не мог не спросить: «Что там записано?».

Позже компьютерная лихорадка прошла, как и учебная. Учёбу уже не обсуждали, а просто просили принести отчётик, или программку дать посмотреть (со всеми вытекающими).

В связи с повальным, но запоздалым увлечением в России мобильными телефонами, их стали обсуждать и у нас. По всему коридору летали названия моделей сотовых, звучали мелодии, обсуждались спекуляционные планы по захвату мобильного рынка Дальнего востока. Подробнее эту тему мы уже обсудили выше.

Любили, конечно, иногда обсуждать довольно отдалённые темы, такие, как, например, политика, но этим увлекались лишь в очень редких случаях, когда даже о музыке говорить надоедало.

Интересно отметить закономерность — чем яснее стало видно, что нас ничему не учат, тем более пессимистические нотки появлялись в разговорах некоторых студентов относительно своего будущего. И вообще от школьного оптимизма мы постепенно перешли к студенческому пессимизму, который, впрочем, быстро развеивался после успешно сданной сессии или выпитых пары литров.

На втором месте тем разговоров всегда стояли автомобили. Какая машина лучше, за сколько можно купить, кто на чём приехал и прочие прелести жизни автомобилистов были на потоке всегда актуальны. А вот о бабах разговаривали на редкость мало...

Ксерокс в нашей жизни: есть такая вещь, как ксерокс — на нём, если кто не знает, делают копии документов. Для студентов нашего потока он был иногда просто необходим, иногда о нём забывали, но всё равно он оставался одной из самых нужных нам вещей (остаётся только посочувствовать всем студентам прошлых поколений, у которых возможности делать копии не было. С ума можно сойти — переписывать всё вручную!).

На первом курсе мы ксерили тонны разных английских текстов, так что даже японский ксерокс мог свободно понимать английскую речь. В некоторые дни ксерокс раскалялся от тонн лабораторных работ по физике и задач, которые нам были нужны в то время. И к нему стояли на переменах такие кошмарные очереди, что некоторые студенты специально приходили размножить документы в середине пары, когда очередей почти не было. Со временем положение улучшилось, потому что купили вторую машину для создания копий, и она находилась на полном самообслуживании.

Наш ксерокс делал копии не только схем, заданий, текстов (хотя и это тоже, причём в огромном количестве), но и кое-что другое, что было даже главнее. Куда мы бросались, когда наставала сессия? Кто нас выручал, когда кто-то украл наши собственные лекции? Кто мог помочь, когда их не было вообще? Ксерокс, конечно. Он заботливо делал копии лекции соседа, правда, не всегда можно было прочесть в них что то, но это было не страшно. Главное, была опора и основа, а значит — уже можно было сдать экзамен.

А когда ты ничего не понимаешь в лабораторной работе? Тогда ты идёшь, и берёшь отчёт или протокол товарища по группе (или по потоку), и делаешь копию. Иные даже их и сдавали, правда, прокатывало не всегда. О контрольных работах и домашних заданиях можно даже не упоминать — это всё было в порядке вещей.

Приходилось нашему ксероксу заниматься и бюрократической работой — делать копии квитанций об оплате за нашу ненавистную учёбу (в хорошем смысле). Шпоры тоже можно было копировать, и это практиковали, но не слишком часто из-за плохого качества на выходе.

Как видите, ксерокс нам был очень и очень нужен (очень и очень — на первых курсах; менее — на старших).

Зинковский: «Рассказать вам, как я сдавал экзамен? Также как вы будете, я сдавал Матанализ. И мне попался вопрос про ряды. Формулу экспоненты я не знал, поэтому решил списать, а лекции у меня находились в моей новой папке, которая была на застёжке. И я, как мы обычно в этих случаях делали, стал шуметь и чихать, дабы преподавательница не заметила того, что я списываю. Шум возни — молния на папке открыта; два звука кашля — открыты две кнопки. Всё — списал формулу, и сразу появилась уверенность, что меньше пятёрки я за экзамен не получу. Но потом до меня дошло, что преподаватель вряд ли ограничится одной формулой экспоненты, и спросит меня ещё какую-нибудь формулу».

— И вы списали другие формулы?

— Нет, выучил. И получил пять, причём она действительно спросила меня то, что я и ожидал.

Однажды Зинковского спросили: «Вы что, на нас обиделись?» На что он ответил: «Я обижаюсь только на тех людей, чьё мнение для меня что-то значит, а так как ваше мнение для меня ничего не значит, то я на вас никогда не обижусь».

Ещё Зинковский был единственным преподавателем, который вызывал студентов к доске по часам. Бывало, глянет он на свои часы, лизнёт губу и скажет: «К доске пойдёт... Муров». Может, он сравнивал количество секунд с порядковыми номерами студентов в списке, этого никто достоверно не знает.

Конспект: Конспекты лекций — главная учебная вещь в университете. Книги и учебники читаются лишь в крайних случаях, а вот перед экзаменом пробежаться глазками по каракулям в тетрадке бывает просто необходимо. Лекции мы записывали в разное время по-разному. Иногда писали всё, что диктовали. Порой конспектировали частями-то, что можно было услышать. На лекциях у особо злобных преподов, которые гнали нас как табун лошадей, записывать было в тягость, от этого уставала рука, портился почерк, раскалялась голова.

Девушки отличались аккуратностью, писали красивым почерком, разными пастами — списывать у них лекции было одним удовольствием (если можно считать удовольствием процесс переписывания лекций). Некоторые так и делали — на уроках слушали преподавателя и ничего не записывали, а дома перекатывали лекции, и лучше усваивали материал. Правда, такая традиция просуществовала лишь недолгое время.

На лекциях мы не слушали, а записывали. Мозги включали в редких случаях, и, готовясь к экзаменам, даже удивлялись: «О, оказывается у нас в лекциях написаны такие интересные вещи!». 

Быть действительно эрудированным человеком сложно. Поэтому общение с такими людьми всегда приятно и полезно. Как нетрудно догадаться, настоящим эрудитом был, безо всяких сомнений, Николай Владимирович Ченышев. Уже на первой лекции он рассказал нам, что когда-то давно человека определяли как «животное с плоскими ногтями и твёрдыми мочками». И ещё мы узнали, что жизнь зародилась на шестнадцать миллионов лет раньше, нежели считали учёные.

— Откуда они наскребли 16 миллионов на фоне 4-х миллиардов..., — действительно, это было интересно. Предмет, который он преподавал нам в этом семестре, назывался «человеко-машинное взаимодействие», или, сокращённо, ЧМВ. На нём Николай Владимирович рассказывал, как же должен человек взаимодействовать с машиной, и что на самом деле, человек, сидящий за компьютером, есть не просто человек, а составляющая часть системы «СЧМ» — системы «человек-машина». Вот все перипетии из этой области мы и учили, начиная от того, какие анализаторы человека участвуют в процессе взаимодействия с машиной и заканчивая системами речевого ввода информации.

— Фон Берталанфи заложил понятие «системный подход». Вы можете очаровать этими словами свою девушку. А если вы скажете своей девушке понятие «моторный компонент», она может зауважать вас ещё больше, — учил нас Ченышев. За это на его лекции иногда ходили даже те студенты, которых сложно было увидеть в универе в иные дни, кроме среды.

— Мы можем долго говорить о французской кухне, но если мы питаемся гамбургами, то всё это является простым словоблудием, — довольно часто Николай Владимирович пытался сказать нам правду жизни, указать на те вещи, на которые мы порой совсем не обращаем внимание.

— В телевизорах подмешивают всё, что угодно. Не нужна нам такая степень технического прогресса, не нужно нам такое разнообразие, нам нужно просто здоровье. А все эти излишества, «панты», направлены на наживу, это растрата национальных средств и к ним нужно относится очень осторожно, — и здесь он был прав. И вправду, зачем нам мобильные телефоны с немыслимым количеством фактически ненужных функций, зачем покупать сверхдорогие компьютеры, когда чаще их мощность необходима только для современных компьютерных игр, а в режиме обычной работы на глаз их производительность от дешёвых компьютеров практически незаметна? Учитывая немаленькую разницу в стоимости, слова Николая Владимировича действительно верны и актуальны.

Когда мы проходили психические процессы, действующие на человека-оператора, то не обошли вниманием и само «внимание».

— Внутри ребёнка прыгатель, двигатель, его нельзя заставить усердно работать. С возрастом человек приобретает свойство концентрироваться на чём-то одном, учится быть внимательным. Но, разумеется, у каждого человека это свойство индивидуально.

У студентов нашего потока, например, внимание обостряется, когда на лекцию заходит декан, или когда лекцию ведёт Васнецов. В иных немыслимых условиях, вроде пары Футболкиной внимание рассеивается, так как на него влияют внешние факторы, о них Ченышев также упоминал.

А однажды он затронул тему искусства.

— Черный квадрат — это тупик искусства. Ну вы подумайте сами — нарисовать квадрат, закрасить его чёрной краской и всё. И знаете, иностранцы заходя в музей, проходят мимо Да Винчи, Рубеля, Левитана и прямиком устремляются к «чёрному квадрату». Им такое «искусство» нравится, и они нам насаждают своё, посредством кинофильмов.

Николай Владимирович как никто другой умел перемежать лекционный материал интересными фактами и сведениями, помнится, он даже зачитал нам статью о пользе синего цвета.

— Надо взять кусок синей бумаги, положить её на стол. Сверху поставить стакан с водой и смотреть на этот стакан в течение некоторого времени. Потом надо выпить... Воду надо выпить, а не пиво, как вы пьёте. После этого опыта улучшается самочувствие, стабилизируются психические процессы. Недаром новорождённых мальчиков заворачивают в синие простынки.

Цветам окружающего мира мы посвятили целых две лекции.

— Полежать на зелёной травке и посмотреть на голубое небо. Это действительно, кайф. Жаль только, что нынешняя молодёжь увлекается наркотиками...

— Если вы идёте в лес за шишками, то обмажьте себя синим цветом. Тигр если не испугается, то хотя бы удивится.

Отдаляться от темы лекции Ченышев тоже умел, только не так, как Суслова, на полчаса. Так, на пару минут, но это было иногда очень интересно.

— Святая Дева Мария покровительствует России. То-то мы живём так. Или наш местный патриарх говорит: «Богоспасаемый город». Что бы было, если он был не богоспасаемый?

Впрочем, тему религии мы затрагивали иногда совсем в другом разрезе:

— Человечество будет жить очень долго. Курица имеет ДНК на 80% совпадающий с ДНК человека, причём она имеет предков динозавров. Главный фактор в развитии человечества — это время. Это нужно учитывать, поэтому за 60 лет нельзя раскрыть все тайны науки, это невозможно. И все утверждения о том, что наука многое не может объяснить, не повод, чтобы ударяться в религию. Просто нужно время.

Нам же к этому можно добавить следующее: одно время священники считали автомобили «дьявольскими устройствами», а теперь сам Папа Римский ездит на «Мерседесе» и ничего... Священники даже машины освящают.

Ну и, конечно, говорили мы о политике.

— Когда наш политбомонд говорит: «Мы как бы, типа того, приняли новый закон», то становится ясно, что в думе все эти профессора и ректора, которые там работают — липовые. Приняли закон — десять дней отдыха — это лоботрясы сделали. Десять дней только потому, что у них куплены билеты на Канары, Багамы. Хватит нам три дня гулянок! Конечно, все стратегические объекты будут работать. Но всем частным коммерческим предприятиям совсем не выгодно оплачивать десятидневный отпуск, для них это разорительно.

Как нетрудно понять, дельные вещи говорил нам Ченышев, и мы его, иногда, даже слушали. 

Подходил к концу семестр. Вышла, наконец, на работу Суслова, Васнецов принимал последние лабораторные работы, но не раз в неделю, а несколько дней, поэтому шанс сдать всё-таки был. Савельев щедро ставил курсовые работы, а вот Мокрый — не очень. По остальным предметам должны были быть экзамены, поэтому они не особо волновали, если было сдано хоть что-то из домашних или лабораторных работ.

Суслова решила устроить глобальный зачёт, но, как всегда, это вышло не совсем продуктивно, потому что быстро и без её помощи раскрыть тему удавалось немногим. Студенты должны были рассказать что-нибудь по рефератам, которые мы якобы готовили целый месяц. На самом деле эти рефераты составлялись гораздо быстрее. Например, Мозговой и Куприн сделали так: Мозговой утром нашёл материал в Интернете, Куприн распечатал — а сдавали вместе, прочитав реферат непосредственно на паре психологии во время выступления других товарищей. Главное — это делать умный вид, когда читаешь, не перебивать преподавателя и ничего не сочинять от себя. Тогда и можно было рассчитывать на зачёт.

Васнецов расправился с нами быстро: «Так, теперь последнюю проверку», сказал он, и стал попутно говорить, кому он поставил зачёт. Его получили многие, а те, кто не получил — попали. Потому что им точно предстояло выучить всё, и даже больше. Идущих к нему «на поклон» видели аж в середине сессии, они и к концу сессии не могли получить зачёт.

Савельев расставил точки над «i» ещё быстрее, а вот Мокрый без сюрпризов не обошёлся. Он решил нам устроить досрочный экзамен, к тому же, в связи со сдачей курсовой работы, он стал актуален как никогда.

Мокрый. Мокрый всегда был нелицеприятным человеком. Если ты ратуешь за справедливость, то уж ратуй до конца, а то принимаешь откровенные залепы у двоечников, ставишь низкие отметки тем, кто действительно соображает, и притом говоришь, что «надо учиться, а не то будете на складе ящики клейкой лентой заклеивать».

Принимал он давеча практику и курсовые работы. Господи, ему сдали уникальных работ из семидесяти человек нашего потока, штук восемь. Остальные откровенно копировали друг друга. Причём иные студенты сдавали ему уже сданные, не свои работы. Конечно, некоторых Мокрый поймал с поличным, но ведь не всех... Впоследствии он стал просто смотреть в отчёт, но не на экран монитора, утверждая, что «я уже по весу отчёта вижу кто на что тянет». И что самое обидное, обидное не только за студентов, но за нашу специальность, это то, что он валил тех, кто соображал, и сдавал ему действительно сложный и стоящий продукт. Просто не любил Мокрый, когда ему возражали, указывали, говорили, что он неправ. Вот и получилась следующая картина: умные люди с четвёрками; глупые, но предприимчивые (которые купили себе курсовик) с пятёрками; совсем ленивые, которые делали курсовую работу в последнюю неделю (а таких было немало) вместо того, чтобы делать её полгода — с тройками или четвёрками (к ним же отнесём тех, кто сдал чужие работы), остальные — как повезёт. Ну и как после этого понимать процесс получения знаний? Как относиться к высшему образованию? Да никак.

Сдавал как-то Мокрому работу Сафронов. Показывает он, значит, Мокрому отчёт, а там почти ничего и нет. Ни структурируемого решения, ни новации, ни ERwin и BPwin диаграмм, ничего, что очень требовал Мокрый.

— Где? Почему у вас ничего нет? Что это такое вы мне сдаёте? — спросил Сафронова Мокрый. Тот замялся, начал говорить: «Да вот... Вот так... Ну...».

— Вы посмотрите. Ничего нет. Вы что-нибудь вообще по учёбе делаете? Интересно, какой у вас любимый предмет?

Сафронов покраснел. В лабораторной воцарилось молчание, да такое, что стало слышно как работают «кулеры» в компьютерах. Сафронов, после некоторой паузы, выдал:

— «БД».

Вы бы это видели. Смех, обстановка мгновенно разряжается и Мокрый «за оригинальность» ставит Сафронову «три». С.С. некоторым другим ставил отметки, даже не смотря отчёты, просто спрашивая: «Что тебе поставить?» или «Тройки тебе хватит?». Как правило, такие студенты как раз довольствовались тройкой.

И весь кошмар сдачи курсовых работ пришёлся на двадцать восьмое декабря, когда помимо всего прочего, Мокрый решил устроить нам досрочный экзамен. Он принимал работы только с полдвенадцатого, хотя некоторые его ждали с самого утра. Затем он устроил себе перерыв, а студентам пришлось ждать. К тому же в «вишнёвке» ничего, кроме чая и сока за 42 рубля/литр ничего не продавалось, а некоторые из нас даже не завтракали.

Мокрый после продолжил приём. От нечего делать те студенты, которые уже всё сдали, забурились в 214-ю аудиторию и стали там сидеть, болтать и фотографироваться цифровыми фотоаппаратами (настоящими, и встроенными в мобильные телефоны). Так его ждали ещё час, если не больше.

Потом, когда несданных курсовых работ почти уже и не осталось, измочаленные студенты пошли в большую аудиторию номер 820, надеясь, что Мокрый подойдёт и просто проставит всем автоматы, также, как он сделал это на третьем курсе.

Светило солнце, было ужасно душно, и голод бурлил в животе. Страшно хотелось спать, и студенты просто поражались — как так можно, потому что Мокрый не появлялся ещё час. Опять пришлось устраивать фотосессию, спать, уткнувшись в парту и стараться не думать ни о чём.

Порой так и хотелось крикнуть: «Мокрый, ты где? Выходи, подлый трус!»

Но всё плохое когда-нибудь кончается, и С.С. появился, заметив по пути к преподавательскому столу кушающих студентов:

— Что это за привычка — есть в стороне от группы? И меня бы накормили заодно.

Ему в ответ сказали, что проголодались сильно, ожидая экзамен. Мокрый на это ответил, что во всём виноваты сами студенты, потому что принесли ему в последний момент 50 курсовых работ, а это — огромная нагрузка для преподавателя.

Затем он огласил список всех тех, у кого были автоматы (для того, чтобы получить автоматом «отлично», надо было купить курсовик, сдать скачанный из Интернета реферат, а также, удачно списать все четыре контрольные работы. На оценки баллом ниже и ещё ниже можно было рассчитывать, написав кое-как контрольные или не принеся реферат). Ну и какая вышла картина — автоматом «отлично» и «хорошо» получили многие люди, включая совсем неактивных студентов, которые по иным предметам довольствуются лишь тройкой. Зато иные «продуманы» получили трояки, а также оценки баллом ниже, нежели они рассчитывали. Почему? Списывать надо было лучше. Но не в этом дело, дело в том, что все несогласные со своей оценкой должны были написать тест, то есть, сдать экзамен (после четырёх- или пятичасового ожидания на голодный желудок). Пришлось в срочном порядке поднимать все шпоры по его шизофреничным методичкам, ксерить их на новом ксероксе, и надеяться на лучшее.

Оставив для себя девочек-отличниц и Невельскую, Мокрый раздал нам тест из двадцати вопросов и сел в аудитории, закурив один раз на последней парте. Было видно, что его это всё уже клинит, но студентов всё это тяготило не меньше. Ну и что из этого вышло — Талев каким-то чудом умудрился списать, и получил «отлично». Мозговой также получил эту оценку из-за того, что всё же учил накануне наитупейший материал Мокрого. Остальные получили тройки и четвёрки (проверку работ осуществляла «группа поддержки Мокрого»), но, увы, не всем понравились тройки. А Мокрый шанса никому не давал: «Я свою работу выполнил», говорил он, «так что паситесь». Линкову же, который был отличником, и которому он «впаял» трояк, С.С. сказал то же самое, только добавил: «Так что думайте». Последняя фраза означала, что ему придётся заплатить минимум сто баксов Мокрому и столько же декану. Но Линков сказал: «Да пошёл он! Ничему нас все три семестра не учил, так я ему ещё и платить должен».

Но на самом деле пересдача всё равно будет (она будет даже бесплатной), а на нервах преподаватели играют только с одной целью — компенсировать тот моральный ущерб, что наносят им студенты (представьте, как если бы вас вдруг стал материть весь ваш дом, околоток и ещё три соседних общаги. Вот так же себя порой чувствуют и преподаватели). Но, несмотря на это, всё зависит от человека: если он достойный, то и студенты его любят, а если как Мокрый, то все его... это самое. Мокрый как-то сказал: «Для каждого человека главный и единственный — он сам, второго быть не может», и эта фраза проливает свет на многое. Но на что именно, предложим подумать читателю, думаем, он догадается.

Как же всё-таки получить экзамен или зачёт?

Студенты, по крайней мере, большинство студентов, желают заканчивать сессию успешно, то есть без несданных экзаменов и недополученных зачётов, без «забытых» курсовых работ. Тем более, что сейчас с этим делом стало строже: уже нельзя, чтобы у тебя «висли» экзамены — отчислят. Поэтому приходится сдавать всё. Но с этим студенты успешно справляются (правда, иногда оценка «немного» не устраивает, тогда нервы чуть-чуть сдают, студенты выбегают со здания универа, с криками: «... Вашу мать, меня лишили стипендии!!!»).

Вот несколько советов для будущих посетителей высшей школы:

Никогда не лебезите перед преподавателем. Им, конечно, иногда нравится, когда им жопу лижут, но этим вы унижаете самих себя, и падаете в глазах окружающих.

Никогда не упрашивайте преподавателя поставить себе отметку выше (если вы не согласны с поставленной отметкой, аргументируйте это любыми фактами, но не опускайтесь до нудящих ноток).

Не давайте преподавателю взглянуть на свою зачётку, пока он не поставит вам отметку. Правило «сначала студент работает на зачётку, а потом — зачётка на него» положительно сработало за весь период обучения лишь однажды. Во всех же остальных случаях оно работает скорее отрицательно.

Лучший способ не провалиться на экзамене или зачёте — выучить хоть что-нибудь. Если вы покажете преподавателю что знаете хоть немного, то вероятность успешного исхода сильно повышается. Также бурно приветствуется аналитическая деятельность, когда вы способны не только внимать словам и подсказкам преподавателя, но и делать из них выводы настолько широкие, что экзаменатор может подумать, что он вам и не подсказывал.

Если вы не готовы вообще, то есть весь семестр не ходили на лекции и не читали их перед экзаменом, то здесь могут помочь шпоры, взятки или какая-либо уважительная причина (зуб болит, в больнице на стационаре весь семестр провёл и т. д., но не слишком увлекайтесь). Попытайтесь сделать так, чтобы преподаватель сам за вас всё рассказал, но вы при этом должны не только слушать и поддакивать, но и подхватывать, развивать, размышлять.

Стоит выглядеть умным, нежели непонимающим и тупым.

Экзамен — это лотерея. Может попасться всё, что угодно. Если вы не ответили на билет, то попытайтесь «отыграться» на дополнительных вопросах (некоторые преподаватели именно по ним и оценивают знания студентов, кое-кто из преподавателей даже сказал: «Мне вообще неинтересно, что вы там списали из лекций. Подходите лучше ко мне, и отвечайте на вопросы, которые я вам задам»).

К экзамену лучше готовиться днём, ночью лучше спать (замечание насчёт сна верно не только во время сессии), покушать тоже не мешало бы, хотя у некоторых от голода, как у Остапа Бендера, голова соображает лучше. Желательно также, не готовиться к нему за день или за ночь, лучше начать пораньше. Полезно также сочетать чтение одного предмета с другим, а не забивать голову до предела одним и тем же.

Написание шпор отлично помогает в изучении предмета. Недаром Иванов ни разу не воспользовался своими шпорами, но сдавал всё на «отлично». Так что пишите шпоры, можете набирать их на компьютере, но всё же лучше их писать собственными руками.

К любому учителю нужен свой подход. Конечно, знания — это подход универсальный, но, как это ни парадоксально, действует он далеко не на всех. Поэтому вам решать, что делать и как. Постарайтесь, чтобы преподаватель был о вас хорошего мнения, тогда можно сказать, пол-экзамена вы сдали. Для этого можете немного походить на лекции, сдать что-нибудь, спросить совета, улыбнуться, осведомиться о личном здоровье преподавателя... Список можно продолжать до бесконечности. Но, опять же, не бойтесь в ущерб себе отстаивать свою точку зрения, если она действительно правильная, однако диспутов с лекторами лучше избегать. Да и вообще, в теории, студент должен быть лицом, независящим от преподавателя — это же ведь он сам учится. А потом просто показывает преподавателю, как выучил материал. Но это в теории. На практике учителя вертят студентами, а студенты в отместку абсолютно ничего не учат. Но так бывает далеко не всегда. Есть предметы, по которым с удовольствием можно сдать экзамен и которые можно так же с удовольствием изучить. Правда, привести вам пример нет никакой возможности... Странно, почему?

Можно было, конечно, написать в этой главе и руководство по получению автоматов, но после того, как студенты стали нагло идти на всё, лишь бы их получить, достать, выпросить, выклянчить, охота описывать этот довольно мерзкий процесс отпала. Скажем лишь, что если учитель не хочет его вам ставить, то жалобно просить не имеет смысла. Заставлять лучше силой воли или интеллектом, а лучше не заставлять вообще. Иначе долго будете лечиться от «сказочной» болезни, вызванной обилием автоматов. 

Сессия. Почему-то во время сессии напрочь пропадает желание учиться. Мы ведь весь семестр и так вкалывали, а тут ещё экзамены учить, мать их. Хочется плюнуть на все эти конспекты, и пойти выпить пивка, поспать хорошенько, на компьютере в игры порезаться, прогуляться тёмным вечерком, но сидеть и «ботанить» — увольте! Тем более, всегда есть надежда на автомат, или на то, что смекалка не подведёт — всегда можно сочинить что-нибудь, авось за правду и сойдёт. Прочитав эти непонятные лекции один раз, можно надеяться, что зрительная память окажет добрую услугу, и в ответственный момент мозги не «зависнут».

Объём изучаемого материала на старших курсах несколько меньше (иногда даже намного меньше), нежели на младших (как посмотришь на первокурсников, которые учат всякие формулы Тейлора или теорему Ферма, аж боль в зубах возникает), но учить его от этого не становится легче. Просто уже надоедает эта смесь абсурдности с бесполезностью, заключающаяся с одной стороны, в бестолковости предметов, а с другой стороны, в несерьёзности приёма экзаменов.

Студентов можно поделить на две категории — те, кто учит экзамен за день до его проведения и тех, кто учит материал заранее, дня за два, за три или даже за неделю. Может, первые — это люди с великолепной памятью, но они подходят за день до экзамена к преподавателю и спрашивают, есть ли у них автомат, дабы узнать, учить им предмет или нет. Оптимисты, не иначе. Но, пожалуй, все студенты — одни сплошные оптимисты, потому только оптимисты могут придти на экзамен не читая ничего, и при этом надеяться, что им поставят что-то выше тройки. Как сказал перед ЧМВ Темнов: «Единственное, что меня связывает с этим предметом, это попытка выполнения первой лабораторной. Ни на одной лекции я не был, и конспекта в глаза не видел».

Экзамен у Футболкиной

Мокрый был прав, когда говорил про амбиции человека: какие у него амбиции, такие и запросы. Кто-то брал не меньше ста долларов за экзамен, кому-то хватало и совсем немногого, как, например, Футболкиной. Она на консультации сказала так:

— Двоек у меня никто не получает. А если вдруг оценка вас по какой-то причине не устроит, то её возможно поднять, если вы окажете помощь в приобретении канцелярских товаров. Это сто, сто пятьдесят рублей.

Далее она стала говорить о том, что экзамен должны учить все и отношение к нему должно быть таким же, как и к сдаче диплома, хотя сам факт того, что можно было, заплатив такие мизерные деньги, поднять оценку, утверждал обратное: можно ничего не учить, достаточно иметь в кармане сто-двести рублей.

Студенты так и уловили мысль: «А можно поподробнее про канцтовары?», спросил кто-то из потока.

Сперва экзамен сдавала первая группа. Так экзамен ещё никто не принимал:

— Вы пока пишите, а я отойду по делам.

Сами понимаете, началось повальное списывание. Футболкина вернулась через полчаса, и стала принимать экзамен, разговаривая с отдельным человеком по полчаса. Её, конечно, залечивали как могли, тем более, что списанный материал можно было просто прочесть по бумажке.

— Так, ну, я думаю, что поставлю Вам четвёрочку, — сказала Футболкина Хохлову.

— Нет, не пойдёт, — отвечает Хохлов и кладёт ей на стол сто рублей. И Футболкина ставит ему «отлично». В таком духе прошёл весь день сдачи экзамена по СПО у первой группы, и многим пришлось весьма долго ждать, чтобы всё же попытаться сдать этот экзамен.

Когда же на следующий день должна была сдавать вторая группа, то к началу экзамена (т. е. к девяти часам) пришло очень мало человек — все уже знали, что придётся ждать.

Обычно (то есть, как это всегда бывает) студенты ждут перед экзаменом преподавателя, потом он приходит, садится за стол и начинает принимать студентов. В случае же с Футболкиной, всё было в точности до наоборот: она в одиночестве сидела в огромной аудитории Б-813 и ждала, когда же к ней подойдёт хоть один студент. А студенты, как раз и не торопились. Ведь для того, чтобы зайти, нужно было десять человек, столько же набралось только к половине десятого. И вот стоят они около аудитории и обсуждают — есть ли у кого шпоры (хотя, в случае этого предмета понятие «шпора» вряд ли уместно), кто сколько заплатил и прочее. Многие студенты ещё спят или идут в университет после трудовой ночи. Поэтому делается предупредительный обзвон студентов по мобильному телефону, с устрашающими призывами «давай, подходи скорей, тут уже экзамен начался».

Но вот набралось достаточное количество студентов, и они весёлой гурьбой заходят сдавать экзамен. В кабинете, кроме Футболкиной и валяющегося на полу мусора, ничего не оказывается. Приглядевшись повнимательнее к мусору, узнаёшь отксерокопированные лекции по тому самому предмету, что пришли сейчас сдавать студенты. Но, похоже, этот факт абсолютно никого не волнует — ни преподавателя, ни студентов, потому что они заранее знают — все своё получат. Посему настроение у студентов далеко не экзаменационное — раздаётся смех, и студенты присаживаются на свои места. Впрочем, сначала надо было положить свою зачётку на стол к Футболкиной и взять-таки билет. Но вот, взяты билеты, студенты дружно достают тетради и книги и начинают списывать, причём занимаются этим грязным и непристойным делом не только нормальные студенты, но даже ботаники. К тому же Футболкина почти сразу вышла, закрыв за собой дверь на ключ. Правда, вскоре она вернулась, но это ничего не изменило. Она, конечно, вдруг потребовала убрать все книги, и книги студенты на мгновение, действительно, убрали, но те, кто списывал с тетради, и не подумали их убирать.

Да... Футболкина — это что-то. Звонит сотовый телефон. Долго звонит, минуту, если не больше — студент-владелец копается в одежде и пытается его достать, когда же ему это, наконец, удаётся, то его даже просят не выключать музыку, потому что она «расслабляет». Причём сам преподаватель этого не замечает. Кажется, Футболкина вообще старается не замечать студентов, она даже смотрит куда-то в сторону — мол, списывайте, не стесняйтесь. Впрочем, студенты не стесняются списывать (они вообще настолько не стесняются, что в начале экзамена кто-то сказал, что ему лень что-то писать вообще), и делают это вполне успешно.

Экзаменационный билет состоял из двух заданий: первое — теория, а второе — задача, которую надо было написать на языке «Дельфи». Для тех, кто хоть немного соображал в программировании это было сущим пустяком (хотя иногда в билетах попадались настоящие ляпы, тупизмы, архаизмы, тут даже сложно выразиться — написать программу на ассемблере; а это язык низкого уровня, которого нам даже не преподавали. Он довольно сложен, и просто так взять и написать на нём что-то может только очень прошаренный человек, коих из нас было не так уж и много, а если говорить честно-то единицы).

Вскоре, Футболкиной надоело ждать, когда же студенты полностью всё спишут, и она стала вызывать к себе. Конечно, ей платили. Конечно, её залечивали. Но даже в случае полноценного ответа студенту было немного не по себе. Представьте себе: вы что-то рассказываете преподавателю, стараетесь украсить свою речь вводными словами, примерами из жизни (хотя в случае СПО такие примеры подобрать сложно), стараетесь даже не глядеть в бумажку. Постепенно вы увлекаетесь настолько, что эта самая речь даже вам самим нравится, как вдруг... Вы замечаете, что собственно, никто эту речь и не слушает. Преподаватель отстранённо глядит в сторону и её ничуть не колышет, о чём это вы ей так увлечённо рассказываете. Только уже в самом конце вашего монолога лекторша что-нибудь переспросит, вы это повторите, ответите на дополнительный вопрос и уйдёте, унеся в зубах свою отметку. Это на других экзаменах: со щитом или на щите. Здесь же — со ста рублями или без. 

Что касается следующего экзамена — управления финансами, то ситуация здесь была в некоторой степени схожая. Светлана Геннадьевна решила поставить большинству автоматы, а те, кто ничего не сдавал, должны были отвечать на билеты. Условия — те же самые, списывай — не хочу, только вот достать все лекции — проблема, поэтому студенты ходили, спрашивали конспекты. Но достать их — полдела, надо было ещё их прочесть хотя бы один раз, чтобы иметь хотя бы отдалённое представление о предмете, потому что, в отличие от Футболкиной, Светлана Геннадьевна «халявы» не ставила, и если человек не знал необходимого минимума, то больше тройки не получал. Пытались, конечно, иные студенты сочинять, Спокойный, например, не зная точно термина «сальдо», стал ей рассказывать про «сальто мортале».

Почему она поставила автоматы? Да всё из-за деканата. Если проводить экзамен «как следует», то появится большое количество троек, четвёрок, уменьшится количество отличников. «Обиженные» студенты пойдут в деканат за бегунками и придётся «доброй Светлане Геннадьевне» провести около трёх экзаменов вместо одного, дабы принять всех студентов, которых поставленная отметка не удовлетворила, так как деканат на мозги капает (но только почему-то таким, как Мокрый не капает, а вот «нормальным» преподавателям — пожалуйста), просит провести ещё экзамен.

Сессия эта была удивительной — практически на всех экзаменах разрешали списывать (исключением был Мокрый, но так как он не преподаватель, а зав. кафедрой, то этот случай мы рассматривать не будем), не стал исключением и Ченышев, он не возражал, когда студенты списывали с лекций. Накануне он поставил автоматы тем, кто вовремя сдал все лабораторные работы и показал ему конспект лекций. Остальные приходили на экзамен, зачастую даже не держа в руках конспекта, и ещё интересовались, как вообще расшифровывается ЧМВ, и пытались прочесть весь курс предмета перед экзаменом. Правда, то и дело сбивались на посторонние предметы, тем более, что рядом сдавал экзамены первый курс, а сдавали они его Зинковскому, который вообще-то обещал, что вести на нашей специальности математику он больше не собирается. Вид нежелающих идти к Зинковскому на экзамен первокурсников, которых он мучил по полчаса каждого, навевал воспоминания, и нет, чтоб читать ЧМВ — стали вспоминать, как протекал экзамен у нас самих, вспоминая, что же мы тогда проходили.

Как принимал Ченышев? Он, видимо, решил освободить от экзамена всех отличников и тех, кто могли сдать экзамен «на отлично». Остальным он «пятаки» практически не ставил. Спрашивал он по всему курсу (если исключить тот вопрос, ответ на который студенты списывали с лекций), и если ответ был получен не совсем бессмысленный, то можно было смело рассчитывать на «хорошо» (правда, иногда он ставил такую отметку совсем «не справившимся» студентам, если у них до этого «история зачётной книжки» была безгрешной). Всем остальным не особо учившим лекции (или не учивших их вообще) он ставил трояки. Да и в самом деле, как можно ответить на вопрос: «Назови-ка мне, дружок, абсолютный порог зрения для изображения простой конфигурации», не читав лекции? На экзамене перед преподавателем даже забываешь, какие бывают ощущения, помнишь только зрительные и слуховые, даже вкусовые вспомнить сложно, не говоря уже о вестибулярных (ответьте-ка, не подглядывая в конспект, что это означает).

А ещё по потоку ходили шпоры, начиная от простого конспекта лекций в напечатанном виде, заканчивая универсальными шпаргалками с содержанием и предметным указателем (!), их разрезали непосредственно перед экзаменом.

Сессия осталась позади, но мы ещё будем учиться, будем сдавать и лечить, пока нас не отчислят, но продолжим борьбу до победного конца, ибо учёба в институте, это не простая обязанность, а целый период нашей жизни!

...И не сбросить нам до гроба

Познанья тягостных оков —

Учителей повсюду много,

Мало лишь учеников!

КОММЕНТАРИИ

Имя: *

Цифровой ящик:

Комментарий: *

Выпуск в формате Adobe Acrobat ®

© «Виртуальное чтиво». Рассказ «Высшая школа или жизнь в университете - четвертый курс»
Копирование материала допустимо только с указанием прямой обратной ссылки.
Данный рассказ является собственностью «ВЧ».