ПРЕДИСЛОВИЕ

Сталин и Гитлер… История 30-40-х годов нашего века поставила рядом эти имена. Отсюда непреходящий интерес к их взаимоотношениям, а точнее, к отношениям государств — Советского Союза и Германии, которые они авторитарно возглавляли. Особое внимание, и это естественно, привлекает развитие советско-германских отношений в месяцы, предшествующие нападению фашистской Германии на Советский Союз. Более того, в истории современной дипломатии найдется не так уж много объектов, которые привлекали бы столь пристальное внимание мировой общественности. Этой теме посвящены и серьезные научные исследования¹, и бесчисленное множество публицистических работ, и заявления различных политических и общественных деятелей. Причем зачастую даются не только диаметрально противоположные, но и взаимно исключающие друг друга оценки тогдашних событий, действий исторических персонажей на дипломатической арене.

Развернувшийся в настоящее время в стране процесс перестройки в сфере общественного сознания находит свое выражение в расширении плюрализма мнений по самым острым вопросам нашего прошлого, в том числе, и это закономерно, по вопросам отношений СССР и гитлеровской Германии в роковые месяцы и недели кануна Великой Отечественной войны. При этом явно ощущается давление современных политических настроений. В пылу полемики не обходится и без крайностей. Одна из них сводится к догматическому следованию концепции, десятилетиями доминировавшей в официальной советской историографии². Смысл её в одобрении и оправдании внешнеполитических акций Сталина и его окружения в отношениях с Гитлером, ибо критический анализ Советской внешней политики якобы может нанести ущерб международному авторитету и престижу страны. Очевидны беспочвенность и бесплодность такой позиции, её явный антиисторизм.

Другая крайность проявляется в попытках рассматривать предвоенный внешнеполитический курс страны исключительно и целиком в контексте сталинской деформации социализма, без анализа конкретного международно-политического развития тех лет. При этом действительный ход событий подменяется умозрительными схемами, оторванными от политических реалий того времени, недостаточно критически воспроизводятся известные тезисы антисоветской пропаганды вроде стереотипа (в связи с советско-германским договором от 23 августа 1939 г.) «о прямой ответственности» СССР за развязывание второй мировой войны. Это ведет к тому, что затушевывается решающая роль в подготовке и развязывании второй мировой войны наиболее агрессивных и реакционных империалистических группировок Германии, Италии и Японии и как бы отходят в тень те, кто им попустительствовал в странах Запада. В любом случае обращение к прошлому должно быть серьезным, компетентным, ответственным.

Не следует забывать, что история скульптурна. Плоскостное восприятие её, так называемое фресковое видение прошлого, чревато серьезными ошибками. Исторические события необходимо брать во всей их многогранности, со всеми тенями и бликами света, позитивом и негативом. Это, несомненно, относится и к критической международной ситуации 1939 - 1941 гг. «Будем беспощадны, вынося приговор преступлениям, репрессиям, злоупотреблениям властью. Этому не может быть оправдания, — отмечалось на научно-практической конференции в МИД СССР. — Но были и решения, не связанные со злоупотреблениями. В этих случаях необходимо проявлять готовность понять мотивы, которыми руководствовались наши предшественники, принимая то или иное внешнеполитическое решение… Мы — не последнее поколение в истории. И нам следовало бы помнить: за нами придут другие и тоже будут судить о наших делах, об объективности наших оценок, о наших просчетах» ³.

Представляется, что при оценке внешнеполитических акций Советского Союза в канун Великой Отечественной войны необходимо постоянно учитывать некоторые исходные моменты. Принципиальная линия советской дипломатии в этот период в целом следовала генеральному направлению, которое определялось прежде всего задачей обеспечения мира. В то же время именно сфера советской внешней политики и дипломатии долгие годы была одной из зон, закрытых для критики. Ныне положение меняется в корне. Перестройка советской внешней политики на основе нового политического мышления позволяет по-новому взглянуть и на многие страницы внешнеполитической истории нашей страны, в том числе и на те события накануне Великой Отечественной
войны, которые затем самым негативным образом проявились на её начальном этапе.

Трезво оценивая прошлое, необходимо признать, что командно-административные методы не обошли и внешнеполитическую область. Реальная диалектическая связь внешней и внутренней политики приводила к тому, что сталинские деформации социализма внутри страны приводили к деформациям в сфере дипломатии, отходу от ленинских принципов внешней политики. Так же как и в целом в истории нашего государства, замечательные свершения, достигнутые героическим трудом и борьбой народа, переплетаются с действиями, объективно противоречащими интересам советского народа, так и во внешней политике шаги, необходимые для создания внешних мирных условий жизни страны, соседствовали с догматизмом, заидеологизированностью. По мере утверждения в стране культа личности Сталина важнейшие внешнеполитические решения стали приниматься лично им и узким крутом лиц из его окружения (В. М. Молотовым, А. А. Ждановым, реже К. Е. Ворошиловым). От формирования внешней политики и определения содержания важнейших дипломатических акций были отстранены не только члены Верховного Совета СССР, правительства, Центрального Комитета партии, но и многие члены Политбюро*.

Материалы советских и зарубежных архивов свидетельствуют о том, что нацистские главари в целом ряде случаев небезуспешно использовали в своих интересах маниакальную подозрительность Сталина, раздутую им в стране кампанию против «врагов народа». Так, в 1937 г. они сфабриковали и подбросили в Москву фальшивку об установлении маршалом М. Н. Тухачевским тайных связей с военными кругами Германии в целях «военного переворота» в СССР. Учиненный после процесса над М. Н. Тухачевским погром командных кадров Красной Армии имел трагические последствия для вооруженных сил и всего народа страны в годы Великой Отечественной войны.

Произвол и репрессии 30-х годов подрывали доверие к советским инициативам на международной арене, тенью ложились на советскую внешнюю политику. «Размеры репрессий, которые могли также коснуться и невинных людей, — писал Джавахарлал Неру, — были признаком нездоровья и нанесли ущерб международным позициям Советского Союза»⁴. На Западе поднимался вопрос, являлся ли Советский Союз при сложившейся в нем к концу 30-х годов политической и военной обстановке «подходящим и надежным союзником»⁵.

Нет сомнения, что действия Сталина и его окружения не раз играли на руку гитлеровцам, давали им материал для антисоветской пропаганды, наносили ущерб как внутренним, так и международным позициям Советского Союза, а по большому счету — делу мира и безопасности народов. В то же время необходимо иметь в виду, что если «враги народа» внутри страны были выдуманы, то прямая опасность фашистской агрессии становилась в конце 30-х годов суровой реальностью для Советского Союза. И это требовало от советской дипломатии немалых усилий для того, чтобы, с одной стороны, не дать втянуть себя в ситуацию, когда Советский Союз оказался бы в состоянии международной изоляции, а с другой — делать все практически возможное для предотвращения фашистской агрессии.

При оценке развития советско-германских отношений в 1939 — 1941 гг. необходимо иметь в виду ослабление в результате сталинских репрессий и утвердившихся авторитарных методов управления роли Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) на формирование и практическое осуществление советской внешней политики. Репрессии, единичные в отношении дипломатических кадров в начале 30-х годов, к концу десятилетия приобрели массовый характер. К лету 1939 г. жертвами репрессий стали 5 заместителей наркома — Л. М. Карахан, Н. Н. Крестинский, X. Г. Раковский, Г. Я. Сокольников, Б. С. Стомоняков, 48 полпредов СССР, в том числе С. С. Александровский, А. А, Бекзадян, М. А. Карский, К. А. Хакимов, К. К. Юренев, Я. Д. Янсон и др., 30 заведующих отделами НКИД, 28 глав консульских представительств, 140 сотрудников НКИД, из них 113 руководящих работников⁶. Если учесть, что Советский Союз имел до войны дипломатические отношения лишь с 30 странами, а в составе НКИД насчитывалось менее 500 кадровых дипломатов, то можно с полным основанием сказать, что, по существу, ежовские и бериевские палачи выкосили цвет и гордость довоенной советской дипломатии. Работники советских посольств в некоторых странах (Китае, Монголии, Финляндии, Латвии, Литве, Польше, Чехословакии, Болгарии) были репрессированы почти поголовно. 3 мая 1939 г. был отстранен и оказался не у дел и М. М. Литвинов, в течение многих лет возглавлявший Народный комиссариат иностранных дел.

Пришедшие в НКИД из народного хозяйства новые кадры не имели опыта дипломатической работы, на приобретение которого требуются годы*. К тому же к лету 1939 г. у Сталина и его окружения в полной мере возобладал крайне субъективистский, командно-бюрократический подход к решению внешнеполитических проблем, были отброшены существовавшие в НКИД при Г. В. Чичерине и М. М. Литвинове практика рассмотрения альтернативных решений, плюрализм мнений, упор на подлинный профессионализм. Все это отрицательно сказывалось не только на методах советской дипломатии, но порой и на самой сути принимаемых решений.

Заметим, что ничего подобного не наблюдалось в дипломатическом ведомстве фашистской Германии. Конечно, с приходом нацистов к власти роль германского министерства иностранных дел изменилась**. Важнейшие военно-политические решения принимались лично Гитлером в тесном кругу партийного и военного руководства (Геринг, Гесс, Гиммлер, Риббентроп, Кейтель), но кадровый костяк профессиональных дипломатов — исполнителей гитлеровских замыслов на дипломатической арене по существу остался неизменным.

Заполнившие МИД отпрыски многочисленных обнищавших и потерявших свои владения немецких аристократических родов стали верой и правдой служить гитлеровскому режиму. Показательна в этом отношении судьба графа Фридриха фон Шуленбурга, который, находясь в штате МИД Германии с 1901 г., служил кайзеру и Веймарской республике, а с октября 1934 г. до дня нападения Германии на СССР бессменно занимал пост нацистского посла в Москве. Другой видный немецкий дипломат — Герберт фон Дирксен с приходом к власти нацистов сменил кресло посла в Москве на такое же в Лондоне.

До февраля 1938 г. во главе министерства иностранных дел Германии стоял Константин фон Нейрат, назначенный на этот пост ещё в догитлеровские времена. При нацистах он стал генералом войск СС, президентом фашистского Тайного совета, а затем после захвата Чехословакии был назначен «протектором Богемии и Моравии». Мало что изменилось на Вильгельмштрассе, где размещалось министерство иностранных дел Германии, и при Риббентропе. Всей дипломатической «кухней» по-прежнему ведал статс-секретарь МИД Э. Вейцзекер. Немецкие дипломаты «голубой крови», хотя в душе и презирали нацистских выскочек вроде Риббентропа, весь свой немалый профессиональный опыт бросили на реализацию установки, которую им дал Гитлер: «Я провожу политику насилия, используя все средства, не заботясь о нравственности и кодексе чести… В политике я не признаю никаких законов. Политика — это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков… Умный посол, когда нужно, не остановится перед подлогом или шулерством».

Гитлеровцы не без успеха использовали международные связи старых профессиональных дипломатов, их громкие титулы, светский лоск, служебную выучку как для того, чтобы создать у определенных кругов на Западе впечатление, что с приходом фашистов к власти во внешней политике Германии существенных перемен не произошло, так и для маскировки своей подрывной и шпионской деятельности. «На самом деле, — отмечал в 1935 г. американский посол в Австрии Мессерсмит, — германские дипломаты являются лишь послушным орудием режима, и именно потому, что внешний мир смотрит на них как на безвредных людей, они могут работать более эффективно».

Закономерно, что после крушения «третьего рейха» Риббентроп и Нейрат сели на скамью подсудимых на Нюрнбергском процессе над главными немецкими военными преступниками, а их подручные — дипломаты, занимавшие ключевые посты в фашистском МИД, — были вслед за своими шефами осуждены в том же Нюрнберге на специальном «Вильгельмштрассепроцессе».

Вглядываясь с высоты сегодняшнего дня в события полувековой давности, мы не можем абстрагироваться от того, что они происходили в другой, значительно отличающейся от современной «системе координат».

Сегодня мы вправе использовать новую периодизацию всемирной истории человечества, разделяя её на две главные эпохи: доядерную и ядерную. Люди ядерной эпохи, с её крайним обострением глобальных проблем, не могут мыслить мерками доядерной эпохи — это обрекло бы человеческую цивилизацию на гибель. Вот почему они берут на вооружение новое политическое мышление. Концепция нового политического мышления, основанная на идеях целостного, взаимосвязанного, неделимого и ненасильственного мира, приоритета общечеловеческого над классовым, соответствует реалиям ядерного века. Но в то же время мы, современники ядерной эпохи, не вправе ожидать и требовать, чтобы наши предшественники думали и поступали в соответствии с принципами и нормами нового политического мышления.

«Тогда, — отмечалось на Съезде народных депутатов СССР, — страны ещё не осознали себя в едином потоке человечества; ни общеевропейские, ни общемировые идеалы справедливости и гуманизма не пробились к общественному и особенно государственному сознанию; голос мыслителей, увидевших предел цивилизации, перекрывался топотом солдатских сапог и овациями в честь вождей; судьбы мира вершились замкнутыми группами политиков и политиканов с их амбициями и эгоизмом, демагогией и отстраненностью от масс».

Бессмысленны попытки выносить сегодня приговоры событиям тех далеких дней, а тем более объявлять их недействительными, пытаться угадать, как могли бы в те годы развиваться события, если бы… История не терпит сослагательного наклонения, её не переделаешь. Но можно сделать другое — объективно, без предвзятостей воссоздать летопись тех времен, чтобы понять истоки событий, логику или нелогичность, правомерность или неправомерность принимаемых тогда решений, их неоднозначные последствия. Это и пытался сделать автор предлагаемой читателю книги.

За помощь при подготовке материалов книги автор благодарит Начальника историко-дипломатического управления Министерства иностранных дел СССР Ф. Н. Ковалева и сотрудников управления О. Ф. Сакуна и С. А. Горлова.