Вместо предисловия

Кое-кто сказал мне, что надо больше писать о жизни. О настоящей жизни; ничего не выдумывать, только тогда, мол, будет интересно. Не знаю, зачем ещё ему жизнь понадобилась, видимо, своей жизни человеку не хватает.

Если писать только о жизни, то, возможно, все рассказы будут унылыми, серыми (потому что жизнь практически всегда — не сахар), а если писать только о положительных её сторонах — тоже не вариант. Однако если всё чередовать-то это уже вымысел.

Впрочем, ладно. Можно написать и о жизни. Но о своей, потому что только её я могу описать максимально достоверно и точно. Итак, представляю вашему вниманию некий абстрактный день из моей жизни.

Утро началось рано. Слишком рано, в шесть часов. Мой, внезапно приехавший брат, известный читателям своими политическими шуточками, заставил меня поставить будильник ещё с вечера — ему надо было спешить на построение к восьми часам, а добираться до учебного заведения довольно далеко. Он же теперь у нас курсант, поэтому порядок для него стал определяющим словом. Я заставил его поесть, полагая, что он пробудет вне дома достаточно долгое время.

Квартиранты, коих у меня двое, уже собирались на работу. Из туалета доносился привычный уже шум — папаша (как мы все его называем) который месяц не мог разобраться со сливным бачком, поэтому весь этот механизм работал преотвратно — вода текла всё время, и я даже не представляю, как засыпали квартиранты, потому что от туалета их отделяла всего одна стена.

Впрочем, я думаю, что они у меня ко всему привыкшие. Дело в том, что одно время у нас шла практически незримая война, заключавшаяся в том, что квартиранты шумели поздно вечером, а я мстил им утром. Вот представьте себе — вы хотите заснуть, уже легли в кровать, однако, не тут-то было — стены у нас будто прозрачные для звука, и практически каждый шорох слышно, если громкость оного умеренная. Квартиранты (их у меня сейчас двое — девушки; обе работают и обе старше меня, и ещё на них я бы глаз ни в жизнь не положил) очень любят иногда развлечься при помощи пива, коктейлей, и дебильного смеха одной из них. И как это они умудряются веселиться впятером (это когда к ним гости приходят) в комнате, площадью не больше восьми квадратов, я ума не приложу.

Лежу я порой, значит, в кровати, и слышу: «Гы-гы-гы», и так до двух ночи. Конечно, можно их заставить вести себя тише, но, как показывает опыт, ничего полезного от этого всё равно не происходит. Поэтому приходится терпеть, порой до тех пор, пока всё не успокоится и не уляжется. Иногда посреди ночи раздавались звонки, причём прямо у меня над головой, от чего хотелось разбить телефон. И какая-нибудь из квартиранток начинала разговаривать, долго разговаривать (и иной раз громко, извините, ржать, от чего хотелось заехать ей кирпичом в лицо), но потом они отучились от этой дурной привычки, то ли оттого, что им так поздно звонить перестали, либо просто оттого, что я на ночь отключал телефон.

Но вот ночь прошла. И наступает утро. А утро у меня — период ответных действий, заключающихся в том, что спокойно в доме до вечера не будет, потому что музыка звучит из всех щелей, и делать её тише я, без необходимости, не собираюсь. А так как иногда девчонки приходят домой после ночной смены, то заснуть в такой обстановке довольно проблематично (такой вот я садист после бессонной ночи).

Впрочем, война теперь уже давно закончена, потому что они вечером не шумят, а уходят рано утром. А днём я стараюсь делать музыку тише, или вообще слушать её в наушниках.

Так вот, утро быстро пролетает, а я всё это время пытаюсь заснуть, но заснуть мне не даёт компьютер, который я сам же включил, и теперь он качает из Интернета музыку (я без музыки, как вы понимаете, жить не могу). Будильник заорал в полвосьмого, несмотря на то, что звучал гимн СССР (в убогой электронной обработке), бодрости мне это не прибавило. Наоборот, вставать ой как не хотелось, потому что вчера я до часу ночи что-то там программировал (это, на самом деле, случается очень редко). Но пришлось.

Зарядку делать не стал, потому что теперь из-за того, что брат живёт со мной в одной комнате, нарушен мой привычный распорядок дня, и делать что-то особое очень не хочется, быть может, у меня силы воли нет, я не знаю. Но, тем не менее, зарядку не сделал. Проверил с утра посещаемость своего любимого сайта собственного сочинения (чего проверяю, сам не знаю. В такое время туда всё равно никто не заходит, а счётчик утром попросту сбрасывается), послушал какую-то музыку, поел, и вдруг вспомнил, что надо почистить ботинки. А ведь время уже поджимает — в университете нужно быть к десяти, а сейчас уже... десять минут десятого. Но ничего, уроки подождут, поэтому иду и чищу ботинки, которые уже давно бы пора отдать в починку (думаете, легче новые купить? Вот когда у вас будет 46-й размер обуви, и пару несчастных ботинок можно будет купить минимум за 1500 рублей, при этом оббегав полгорода, вот тогда вы меня и поймёте). Не знаю, что на меня нашло, можно было просто быстро пыль смахнуть... Однако, почистил. Потом в ванной причёсывался — у меня на голове грива, отчего у меня и псевдоним такой — Лев. Его, кстати, мне дал один из квартирантов, который жил в комнате у папаши, когда тот временно обитал в другом месте. Квартиранта все называли «чёрный», был он немного противным малым, с невероятно худыми ногами; однако он сделал в комнате ремонт, а мой любимый папашенька его сразу же после этого выгнал безо всяких угрызений совести.

День на удивление солнечный сегодня. Всё лето лета не было, а осенью вдруг — нате. Я всегда удивляюсь местной погоде, хоть и сам местный. Вот и сегодняшний день не стал исключением. Я иду вверх на остановку, до которой в лучшие годы добегал ровно за десять минут. Но сегодня на преодоление этого невероятного пути наверх у меня ушло ровно пятнадцать минут. Сел в автобус, и, как обычно, стал смотреть из окна на входящих, полагая, что неплохо было бы, чтобы со мной рядом села какая-нибудь девушка. Однако никакая девушка рядом не села, а сел какой-то пожилой и большой мужчина, отчего ехать сразу стало неудобно, потому что когда сразу два широкоплечих субъекта сидят рядом на сидениях корейского автобуса, то становится, ясное дело, тесно и неудобно. Но сносно. До моей остановки можно и потерпеть, поэтому терплю. Из автобуса вылез на удивление просто — народу было мало, и побежал наверх. Хотя нет, в этот раз решил проехаться на автобусе, иначе бы опоздал минимум на пятнадцать минут точно.

Подхожу к аудитории, открываю дверь, а там... а там все стоят. Чего стоят, я даже не понял, вроде пятый курс... Но потом сообразил, что урок-то у нас совмещённый с третьим курсом, а на третьем курсе ещё вставали, приветствуя учителя. Нагло прохожу мимо и сажусь на свободное место. Полтора часа кошмара начались.

На пятом курсе можно было уже и отдохнуть, однако нас решили заставить учиться. Зачем, я не понимаю, потому что менять установившиеся студенческие привычки просто бесполезно. Тем более, что предмет — Метрология, навевал кошмарную боль — какое нам дело, как и чем измерять силу тока в цепи?

Это вам не на менеджменте сидеть, когда молодой преподаватель только и делает, что спрашивает студентов: как поставить машину на учёт, когда у неё двигатель «не родной»; какой сотовый телефон брать лучше; заряжает свой сотовый с помощью аудиторной розетки и проводит в аудитории минут сорок, вместо положенных трёх часов.

Хорошо, что преподаватель иногда читал стихи девушкам и рассказывал различные пассажи и анекдоты, иначе на этот урок вообще ходить было бы невозможно (а практически никто и не ходил — на пятом курсе все работают и на пары ходят лишь тогда, когда позволяет время и нужды). Однако сегодня никто не баловал нас анекдотами.

Вот пара, наконец, закончилась.

На перемене я вспомнил, что Сергей из третьей группы должен быть намного старше нас, потому как я помню, когда смотрел год его рождения, он был не то 81-м, не то 82-м. Поэтому вместе с Ваньком из первой группы ждём его, дабы спросить. Спрашиваем. Сергей как всегда:

— А вам зачем?

Иван: «Ну интересно просто».

Я: «А ты чего вопросом на вопрос отвечаешь? Так поступают или евреи, или невоспитанные люди. Давай, отвечай на вопрос»

Сергей: «Нет, вы скажите, зачем вам?»

Я: «Ты что, девушка что ли? Смущает тебя этот вопрос?»

Сергей на мгновение куда-то убегает. Мы с Иваном бурно обсуждаем манеру ведения разговора Сергея, которая у него была с незапамятных времён.

Иван: «Ну что, скажешь?»

Сергей: «Нет. А почему вам понадобилось знать сколько мне лет?»

Я (Ивану): «Ты его неправильно спрашиваешь. Надо было спросить кто он по китайскому гороскопу».

Иван: «А я в гороскопе не разбираюсь».

Сергей: «Ну зачем вам это знать?»

Я: «Обычное человеческое любопытство. Просто я уверен, что ты должен быть старше нас»

Сергей: «Тогда ты лучше скажи мне вероятность моего возраста»

Иван (видимо, ничего не поняв из сказанного): «Давай ты лучше назовёшь произведение цифр твоего рождения»

Я: «Точно. Тогда нам нужно будет только разделить результат на 72. Или вообще, скажи лучше последнюю цифру»

Сергей: «Ну. Первую цифру года рождения я вам точно могу сказать»

Иван: «А я уверен, что знаю даже три цифры твоего года рождения»

Я: «Да он старец на самом деле... У него год рождения 17...»

Иван: «Короче, отвечай на вопрос. Сколько тебе лет?»

Сергей: «А зачем вам?»

Я: «Из него ответы надо выбивать физически. Вот взять и коленкой поддеть».

Иван: «Не понимаю, чего ты ломаешься, мы ведь всё равно можем спросить у твоей старосты или узнать в деканате».

Сергей: «Так это узнавать надо, суетиться»

Его староста сказала, что ему тридцать пять лет, а потом, что он 1984-го года рождения. Сам Сергей вскоре сказал, что ему исполнился 21 год. Тогда я спросил его, во сколько лет он в школу пошёл. Сказал, что пошёл как и все. Тогда как человек может поступить в рыбохозяйственное высшее учебное заведение (как мне достоверно было известно), а потом учиться у нас с первого курса? С точки зрения временной линии жизни такое невозможно. Впрочем, вскоре этот вопрос меня перестал волновать.

После практически пяти часов нахождения в университете, мы пошли всем скопом сдавать лабораторные работы. Я об этом уже писал, но случилось буквально то же, что и всегда — куча студентов принялись сдавать программы идентичного характера, считающие почти одно и то же, одним и тем же способом. Впереди всех «летели» девочки-отличницы, но к этому все давно привыкли, и никто не удивлялся. Я их, честно говоря, терпеть не могу, и чувство это глубоко обоюдное с обеих сторон. Однако внутренний голос порой мне говорит: «Надо любить всех, даже девочек-отличниц», но у меня нет никакого желания прислушиваться к своему внутреннему голосу.

Принимающий работы молодой человек (преподавателем обозвать его я, честно говоря, не решаюсь) подробно смотрел на каждую программу, однако работы принимал. Когда он подробно расспрашивал одного из студентов о тексте, я сказал, что вижу, кто автор этого текста. И староста нашей группы закрыла мне рот своей рукой, дабы я не сболтнул чего лишнего. 

А потом настал мой черёд сдавать. До этого на моих глазах в отчёт вписывали участников, не принимавших участия в процессе разработки ни коим образом; на вопрос принимающего «кто писал?» отвечали: «Все», на что я говорил: «А вы ткните пальцем в какую-нибудь строчку, и спросите, кто её написал». В моём шедевре нашли ошибку вычислений, и я, с помощью Ивана, стал её находить. Оказалось, что весь мир уже давно считает углы в радианах, лишь один я наивно думаю, что в градусах. Но трудность была преодолена, и всё закончилось хорошо.

После тяжкого трудового дня в университете я пошёл на почту, отправить письмо, которое брат мой набирал на компьютере уже целую неделю. А там всего два листа. Лучше бы руками написал, я ему даже об этом говорил, потому что так он совсем писать разучится.

Отправил письмо и решил усугубить ситуацию тем, что пошёл на тренировку. Тренируюсь я в одном спортивном комплексе, где берут 70 рублей за час тренировки, хотя рядом появился новый зал, где за 100 рублей совсем другой разговор; туда я схожу, как только узнаю, где этот зал находится. Но в данный момент я захожу в помещение, где находятся два качка и два начинающих, причём одному из начинающих лет так десять. Из-за этого на него все обращали внимание, и всё время что-то спрашивали и советовали.

Разминаюсь, и начинаю заниматься со штангой. Несмотря на то, что у меня, как говорят спортсмены, «всё упало», ощущаю удовольствие от физического напряжения. Собственно, ради него я и хожу в спортзал — когда всё тело и мышцы ломит; когда кровь приливает к какому-нибудь участку тела — ощущения непередаваемые, особенно после большого перерыва в занятиях.

Тяга штанги на прямых ногах была опробована мной впервые — ощущения очень болезненные, но и приятные одновременно. Когда долго не занимаешься, то тело очень болит, сильно. Кажется, мышцы разорвутся изнутри; иногда просто ноют руки и ноги. В этот раз было всё сразу. Спина после тренировки болела дня три.

Дома хотел отдохнуть, но мне не дали — пришёл друган, которого зовут Евгений и у него очень звучная фамилия — Мудаев. К тому же, пьяный папаша тоже нарисовался, и стал требовать от Евгения тортик. Этот самый «тортик» он требует с февраля месяца, а Евгений, разумеется, каждый раз говорит, что «вот, вечером занесу», но этого каждый раз так и не происходит. В этот раз папаша разозлился и решил немножко побить Мудаева. Евгений завалился своей стокилограммовой тушей на мою кровать (чуть не сломал) и стал громко смеяться, выть и уворачиваться.

Кстати, именно он и надоумил меня ходить на тренировки. Я знаю его с детства, раньше он был обычным мальчишкой, пока на первом курсе не «заболел» пауэрлифтингом. Стал ужасно здоровым и пухлым, мы так друг друга и называем: я его «пухлый, жирный», а он меня «длинный, худощавый». Евгений любит заходить ко мне под предлогом «давай я прикуплю что-нибудь к чаю, а ты мне супа нальёшь». Он же себе ничего не готовит, и родители ему порой ничего не готовят, а я иногда провожу за плитой по два часа, и свежий супчик или борщ моего приготовления он старается не пропускать.

Так вот, представьте себе эту картину — мой нетрезвый папаша пытается ударить этого здорового парня, а тот как ребёнок пищит, уворачивается, а потом вообще встал с кровати, и стал прятаться у меня за спиной. Что с людьми делает жажда сладкого!

Впрочем, на самом деле, это немного не так. Месяцев так восемь назад, папаше позвонила его «девушка» (чёрный юмор, извините — ей уже за пятьдесят) по имени Наталья, и попросила к телефону «Валентина Анатольевича», хотя у него отчество «Антонович». Папаши дома не было, зато был Евгений, который тут же схватил трубку, и, громко чихая и кашляя, стал уверять Наташку что это и есть «Валентин Анатольевич».

Наташка по профессии врач — стала разбираться, чем это «мой папаша» заболел, кто ему такой диагноз поставил, и задавать прочие вопросы. Однако Евгений тоже не лыком шит — стал говорить голосом моего отца о том, что ангиной он болен фолликулярной (мой папаша даже слов-то таких не знает), и что лечится он «стопангином», и вообще, болен он, и всё, и к ней сегодня не придёт. Наташка посочувствовала, хотя в ней и было подозрение, что это совсем не папаша с ней разговаривает.

А потом мы решили рассказать ей правду, и для этого узнали у её дочки Лёли номер пейджера, и скинули ей, что это была шутка (но не сказали, кто конкретно её разыграл). Мне, конечно, потом Наташка звонила, и пыталась высказать всё, что она думает по этому поводу, обещала в милицию позвонить, и даже ректору моего университета (старческий маразм, не иначе: причём же тут ректор?) Но мне было абсолютно параллельно, и я Евгения не сдал. Он сам признался папаше моему. Тот и стал требовать тортик.

Была бы моя воля, я эту Наташку утопил бы. От неё когда-то сбежал муж, не вынес её сварливого характера. А вот мой папаша по глупости с ней связался, а она его спаивает. Была бы путная баба, так всё было бы нормально, но это... Это что-то ненормальное, мы недавно с Евгением её видели — изрядно постаревшая женщина, на лице у которой написаны увлечение водкой и явно не ангельский характер.

Из-за неё над моим отцом смеются даже его ближайшие родственники; он перестал думать о своих родных детях, зато заботится о неродных, что парадоксально. Причём иногда эта так называемая «забота» доходит до курьёзных случаев, вроде следующего: собрались, значит, родственники ехать в деревню. Ну и Лёля с Наташей возжелали поехать тоже. И тут Наташке в голову ударило что то, и она стала говорить, что её Лёле в машине душно, из-за того, что в ней много народу, и поэтому пусть кто-нибудь не поедет. И ведь мой двоюродный брат так и не поехал. А ещё Наташка с папашей в деревне допоздна «квасили», и это лишь усугубило негативное впечатление о моём отце и о его «девушке».

Тортик Евгений, разумеется, пообещал принести в выходные, и убежал. Зато пришёл мой брат в форме, и стал рассказывать, что у них проверяли, как курсанты пришили нашивки; их отрывали прямо с формы, если пришито было неправильно. У брата что-то было не так, но в целом хорошо.

Я вчера примерял его форму — надел бушлат, изображая из себя Наполеона. Было забавно. Но ещё смешнее было то, что брат вообще побрился наголо, причём собственноручно — он не привык останавливаться перед трудностями — подстричься надо было до следующего дня, а парикмахерские уже закрыты.

Несмотря на то, что его кормят в столовой, он ест ещё и дома, очень много ест. И ест он по принципу «кто успел, тот и съел». Когда он жил с мамой и сестрой, то делить две булки хлеба на троих было бесполезно — этот ел всё, что видел. Мог спокойно съесть полбулки хлеба без ничего. Но я — это не мама и не сестра, в лоб получит сразу же, поэтому учу его проявлять умеренность силовыми методами, однако во мне смутно шевелится подозрение, заключающееся в том, что у брата должны быть глисты — ну не может человек так много есть, и так мало весить, даже при росте 185. Поэтому намедни купил лекарство «Пирантел», судя по всему, должно помочь. Посмотрим.

Брат принялся шить, а меня просто отключило, и проснулся я лишь на следующее утро, в шесть часов, когда был уже совсем другой день моей жизни.

4 — 24 октября 2005 г.